Чел. Роман - [61]
Другой коллега, заслуживающий доверия, – «misterpip». Он якобы сам лично наблюдал, как из толпы у главного входа группа изъятия в течение пяти минут выдернула троих. Разъяснений «misterpip» так же не дает, хотя, будучи любителем пространных комментариев, добавляет, что в таких случаях абы кого не изымают, а вычисляют организаторов. Соглашусь. Но промахи бывают везде. Силовики перестраховываются. В таких случаях для них лучше перебрать, чем недобрать. Вот и перебирают.
Теперь родственники. Только те, кого удалось напрямую опросить. Всякие сопли с личных страниц – их уже пара десятков – требуют проверки, и пока я их не использую. Так что пока двое. Первый…
«Левочку забрали. Он меня сюда привез. Видите, я какая? Он и сам-то не больно здоров. Чем помешал? Чего бояться? Кричал? Ну да, кричал. Закричишь. На двоих две ноги, два колеса. Это как? Я одна обратно не доеду. Хоть и рядом. Руки не те. Что кричал? Да, что все кричат. Пустить требовал. Его и выдернули. Чего я хочу? Левочку пусть вернут. Он не за себя, за меня пришел. Он с той аварии со мной мучается. За что ж его? За меня? Так вы на меня-то посмотрите! И не говорите, что такой, как он, хоть в чем-то может быть виноват!»
И второй…
«Папу нашего взяли. Он на ихнего кинулся. Вот и скрутили. Зачем кинулся? Да он на всех в форме кидается. Его три года назад кто-то из военных побил. С того времени у него что-то с головой. Хотя он и раньше… Мама умерла год как. Я вот с сестренкой тут. Мне двенадцать. Ей пять. Мы наркоманские. ВИЧ у нас. И у папки тоже. И у мамки. Но она с передоза с балкона ушла. Позвал кто-то… Зачем пришли? Лечат здесь. Кто? Как? Не знаю. Какая разница, если лечат. Туда нужно пройти, говорят, куда папку увели. Там и лечат».
Вот так как-то. И любовь-морковь, и личная жертва. Не знаю, не знаю. Меня смущает что-то. Постановочно? Не берусь пока судить. Два случая не показатель. На третьем начнем делать выводы. Интересная деталь из второго интервью – лечат там, куда уводят. Вопрос: а не за этим ли провоцируют опалевских? Запомним. Идея бездоказательна пока. Но запомним.
Теперь видео. Одно от больного. Снимает внутренний двор из окна. В кадре прорыв на территорию 91-й некоего мужчины. Как проник во двор – непонятно. Может, так же, наскоком. Чего он раздевается по пути, не совсем понятно. Как будто отбиться от опалевских своей одеждой хочет. Куда там! Гранатку бы. Да и она не факт, что помогла бы. Вот и птички не спасли. Страус, как известно, может приложиться, но чего-то не стал встревать. Фламинго не разрешил?
Ладно. Еще одно видео – дрон. Частный. Не спрашивайте, как получил. Получил и всё. Тут у нас история с переодеванием. Вот, смотрите – это восточный вход. Через оцепление пробивается мужчина в годах. Чего-то показывает вроде ксивы и его пропускают. Раз кордон, и следом тем же образом второй. А дальше начинаются чудеса. Шляпа с сачком. И банальная ловля бабочек, которая продлилась минуту, не больше. Третий раз ксива не сработала. Неловкая попытка возмутиться, но ее сразу пресекают. Как обычно: мило и повседневно. По-другому и не умеют. Профи, что и говорить!
X
Отец выходит следом за сбежавшим сыном и, взяв Чела за руку, уводит его от пешеходного перехода в «гримерку». Он не говорит ни слова, но отслеживает взглядом убегающую Чарли. Заключительный номер программы – шубертовская «Ave Maria» – проходит гладко и возвышенно, не без положенных ей сантиментов. В «гримерку» приходит женская половина семьи с «декольте-довеском». Отец с мамой многозначительно переглядываются и «красное платье» сразу чувствует вдруг изменившееся к ней отношение. Ее, хотя и приглашают на ужин, но уже без прежних обволакивающих касаний и улыбок. Дань вежливости – не более. По окончании ужина, в продолжение которого с ней почти не говорят, вызывают такси и обещают позвонить завтра, но не звонят и послезавтра, никогда больше не звонят.
Чел весь остаток вечера почти не говорит, ограничиваясь дежурными «спасибо». Он чувствует, как враз стал другим для окружающих. Особенно это заметно по сестрам. Куда испаряются их обычные хиханьки-хаханьки. Даже гордая мама-прима не сводит с сына восторженных глаз. А папа явно ждет момента, когда они останутся с ним один на один. От этого всего хочется уйти, но отчаянно некуда. Чел едва притрагивается к любимой треске под сливочным соусом, часто мелкими глотками пьет воду и старается любыми путями не встречаться взглядами с домашними. Жесты Чарли и ее прощальный кивок – «да», окончательно удостоверяющий ее глухоту, то и дело возникают перед глазами, и еще больше заставляют Чела замкнуться в себе. Так что, когда он, наконец, оказывается в своей комнате, то не сразу замечает в ней отца, разместившегося у окна, на том самом ночном «чипендейл» -диванчике.
– Ну, говори – кто она? Эта муза…
– Я не знаю, – честно отвечает Чел.
– Да брось, что значит – не знаю? Мальчик мой, поют не «почему» и не «когда». Это для дураков придумали… А «для кого»… «Во имя кого»… У тебя сегодня было такое «во имя», которое нельзя терять… Так кто она? Та, для которой так поют?
– Я, правда, не знаю… Мы почти не знакомы… – бормочет Чел в ответ, едва-едва разборчиво.
Жизнь маленького городка идет своим чередом. Горожане даже не подозревают, что в ней могут произойти необычные события, но окружающие горы хранят в себе древние темные пророчества. И однажды те начинают сбываться. Надвинувшаяся колдовская мгла готова поглотить как город, так и все небесное королевство. Его повелительница утратила свои магические силы и теперь не может никого защитить. Казалось бы, все кончено. Неужели мир падет? Неужели из этого нет выхода? Лишь Неисчерпаемый ковш знает имя того, кто придет на помощь.
Япония, XII век. Кацуро был лучшим рыбаком во всей империи, но это не уберегло его от гибели. Он поставлял карпов для прудов в императорском городе и поэтому имел особое положение. Теперь его молодая вдова Миюки должна заменить его и доставить императору оставшихся после мужа карпов. Она будет вынуждена проделать путешествие на несколько сотен километров через леса и горы, избегая бури и землетрясения, сталкиваясь с нападением разбойников и предательством попутчиков, борясь с водными монстрами и жестокостью людей. И только память о счастливых мгновениях их с Кацуро прошлого даст Миюки силы преодолеть препятствия и донести свою ношу до Службы садов и заводей.
Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.
«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.
Новый роман Олега Ермакова, лауреата двух главных российских литературных премий — «Ясная Поляна» и «Большая книга» — не является прямым продолжением его культовой «Радуги и Вереска». Но можно сказать, что он вытекает из предыдущей книги, вбирая в свой мощный сюжетный поток и нескольких прежних героев, и новых удивительных людей глубинной России: вышивальщицу, фермера, смотрителя старинной усадьбы Птицелова и его друзей, почитателей Велимира Хлебникова, искателей «Сундука с серебряной горошиной». История Птицелова — его французский вояж — увлекательная повесть в романе.
Великолепный первый роман молодого музыканта Гаэля Фая попал в номинации едва ли не всех престижных французских премий, включая финал Гонкуровской, и получил сразу четыре награды, в том числе Гонкуровскую премию лицеистов. В духе фильмов Эмира Кустурицы книга рассказывает об утраченной стране детства, утонувшей в военном безумии. У десятилетнего героя «Маленькой страны», как и у самого Гаэля Фая, отец — француз, а мать — беженка из Руанды. Они живут в Бурунди, в благополучном столичном квартале, мальчик учится во французской школе, много читает и весело проводит время с друзьями на улице.