Чел. Роман - [41]
Флейта вздыхает и разводит руками. Скрипка насвистывает что-то опереточное. Мама и папа тему вслух не поддерживают, хотя она уже давно предмет их обсуждения с глазу на глаз.
Мальчик вырос. Живет музыкой. Что, разумеется, не плохо. Но больно уж он профессионален для тенора. Режим – вещь хорошая, и замечательно, что он так легко и естественно переносит его. Но должно быть и другое. Что-то игровое, не вписывающееся в четкий распорядок. Да, тенор – вечный мальчик. Но при этом и не ребенок. А их сын женского общества сторонится. Неуклюж, порой даже с сестрами. Что уж говорить о посторонних. В нем нет легкости жизни. Конечно, его кисти тому виной. Что-то осталось и от детдома. Как родители ни стараются, в нем просыпается иной раз волчонок. Ему надо помочь. Но как? Идти по «дворянскому» пути, то есть взять на работу хорошенькую горничную – старомодно. Это вариант запасной – если уж совсем все будет плохо. О профессионалках заикается, как ни странно, мама. Но этот вариант не устраивает отца.
– Такой-то голос и первый раз за деньги? Нет уж, дудки!
– Тогда что?
– Образуется само собой, – отмахивается родитель.
– А что если поискать дуэт на ближайший экзамен? – интересуется мама, неожиданно радикально меняя ситуацию.
– Заинька, вот оно! Как это мы не подумали! На поверхности же!
Всю зиму и март родители просеивают кандидаток. Прослушивает мама. Папе (у него спектакль за границей) достаются фото. Отобранное в результате сопрано начнет свою работу в понедельник. Сыну о ней пока не известно. Девочка, кстати, будет присутствовать в субботу. Знакомить или не знакомить их сразу после концерта, пока не решено. Но скорее да, чем нет. Мама даже высказывает крамольную для храма мысль, что это можно сделать и до.
– И будет «до»? – каламбурит отец, не соглашаясь с самой идеей:
– Нет. Спугнем только. Больно уж она видная. Где ты ее откопала, заинька?
– Да вы, папенька, я вижу – глаз положили?
– Да что вы такое говорите, заинька? Вместо вас-то? Как можно? За кого вы меня держите?
– За того и держу, папенька…
Родители опаздывают к ужину. Знакомить решено все-таки до. Мама в спальне не без успеха пускает в ход все известные ей рычаги воздействия на отца вплоть до наручников, кожаной маски и плетки.
Не подозревая о принятом решении, Чел отвечает сестрам лишь взглядами. День тишины действительно стартует за сутки. Они уже час как идут. Да, и что он может им ответить? Намекнуть сестрам на их мальчиков? Классических «дрищей» за фортепиано? Сам недалеко ушел. Впрочем, на их фоне и он сойдет за богатыря. Своего худющая флейта как-то, будучи на даче, на себе вытащила на дорогу с обрыва в тридцать метров. Обморок. На нервной почве. Говорят, переиграл. Тот еще поклонник фильма «Блеск»56. И ведь флейта даже не запыхалась.
«С чего?» – спрашивает про себя Чел, в который раз вспоминая эту прошлогоднюю историю. Тогда он вызывает скорую. И даже едет с парочкой в больницу. До сего дня флейта как дань приносит в дом цветы и шоколадки. Скрипка завидует. Ее пианист не столь щедр. Обмороков с ним не случается. Правда, и играет он хуже. Есть подозрения, что между обмороками, талантом и любовью есть какая-то невидимая связь.
Чел уходит к себе раньше обычного. Пятничная гостиная – будут папины друзья – сегодня не для него. Спать его никто не укладывает. Но если ляжет раньше хотя бы на час, для голоса будет только лучше. На это ему перед уходом лишний раз намекает мама:
– Час сна – час голоса.
Чел размещается с книгой оперных либретто на древнем, ровеснике бабушки, диванчике в стиле «чипендейл». Непосредственно под окном, выходящим на набережную. Смартфон намеренно оставляет на письменном столе. Еще за ужином он дает себе зарок не выходить в Сеть до завтрашнего вечера. Зарока хватает на двадцать минут. Патриотическая нудятина раннего Верди не способствует выполнению обещания. Чел бросает книжку в ноги и забирает смартфон со стола. Падает на диванчик. Приподнимается было вернуть гаджет на место. Но быстро сдается и открывает почту. Пусто. И на ее стене без изменений.
– Почему же все-таки Чарли? – шепчет он в задумчивости. Осекается. Не очень ясно – нарушает ли этот шепот день тишины. Скорее нет, чем да. Но лучше все же не отступать от правила. В конце концов какая разница, почему она Чарли. Важно, почему это его так интересует.
С этим вопросом Чел мечется по закладкам, но отвлечься не получается. Собственно, вариант ответа на поставленный им вопрос у Чела только один. Но непонятно, какое отношение эта девочка может иметь к Чаплину? Да никакого. Тогда почему?
Недолго покопавшись в Сети, он обнаруживает кучу фильмов под названием «Чарли». Все ему не знакомы. Знаменитостей с таким именем еще больше. Поиск соответствия бесперспективен – возможных объяснений слишком много и ни одно из них нельзя назвать приоритетным.
Смирившись, Чел оставляет поиски. Если что-то и можно достоверно выяснить, то только у нее самой. Но вопрос о повторном письме, без ответа на первое, Челом даже не рассматривается. Пальцы – и в особенности ее выходка с языком – не могут быть прощены. Как с этим принципом состыкуется приглашение на концерт, он не может объяснить. Выслал и всё тут.
Жизнь маленького городка идет своим чередом. Горожане даже не подозревают, что в ней могут произойти необычные события, но окружающие горы хранят в себе древние темные пророчества. И однажды те начинают сбываться. Надвинувшаяся колдовская мгла готова поглотить как город, так и все небесное королевство. Его повелительница утратила свои магические силы и теперь не может никого защитить. Казалось бы, все кончено. Неужели мир падет? Неужели из этого нет выхода? Лишь Неисчерпаемый ковш знает имя того, кто придет на помощь.
Олег Васильевич Мальцев — мурманчанин. Работал на Шпицбергене, ходил на ледоколах в Арктику. Сейчас работает в Мурманском высшем инженерном морском училище. Первая его книга — «Движение к сердцу» вышла в нашем издательстве в 1977 году.
В книге собраны рассказы русских писателей о Семнадцатом годе – не календарной дате, а великом историческом событии, значение которого до конца не осмыслено и спустя столетие. Что это было – Великая Катастрофа, Великая Победа? Или ничего еще не кончилось, а у революции действительно нет конца, как пели в советской песне? Известные писатели и авторы, находящиеся в начале своего творческого пути, рисуют собственный Октябрь – неожиданный, непохожий на других, но всегда яркий и интересный.
«Книга эта — не мемуары. Скорее, она — опыт плебейской уличной критики. Причём улица, о которой идёт речь, — ночная, окраинная, безлюдная. В каком она городе? Не знаю. Как я на неё попал? Спешил на вокзал, чтобы умчаться от настигающих призраков в другой незнакомый город… В этой книге меня вели за руку два автора, которых я считаю — довольно самонадеянно — своими друзьями. Это — Варлам Шаламов и Джорджо Агамбен, поэт и философ. Они — наилучшие, надёжнейшие проводники, каких только можно представить.
Пикей, бедный художник, родился в семье неприкасаемых в маленькой деревне на востоке Индии. С самого детства он знал, что его ждет необычная судьба, голос оракула навсегда врезался в его память: «Ты женишься на девушке не из нашей деревни и даже не из нашей страны; она будет музыкантом, у нее будут собственные джунгли, рождена она под знаком Быка». Это удивительная история о том, как молодой индийский художник, вооруженный лишь горсткой кисточек и верой в пророчество, сел на подержанный велосипед и пересек всю Азию и Европу, чтобы найти женщину, которую любит.
«Звёздная болезнь…» — первый роман В. Б. Репина («Терра», Москва, 1998). Этот «нерусский» роман является предтечей целого явления в современной русской литературе, которое можно назвать «разгерметизацией» русской литературы, возвратом к универсальным истокам через слияние с общемировым литературным процессом. Роман повествует о судьбе французского адвоката русского происхождения, об эпохе заката «постиндустриальных» ценностей западноевропейского общества. Роман выдвигался на Букеровскую премию.