Чел. Роман - [130]

Шрифт
Интервал

Белая длинным глотком допивает чашку и идет к мойке. Провожаю ее взглядом, невольно натыкаюсь на экран.

                                                 когда выходим
сразу
                                                        следующая
ага
                                                    куда мы едем
где тепло
                                                         а где тепло
где мы

Вычисляю станцию. При ней вокзал. Направление – юг. Едут наугад, а все верно. Босым место там, где теплее. Звонит муж. Удивляюсь вслух:

– Быстро.

Белая выключает воду и спрашивает вполоборота.

– Что?

Показываю трубку.

– Муж. Приехал… Да, Петя. Да, да… Поняла. Сейчас выйду… Спасибо за чай.

– Доешьте, – указывает Белая на недоеденный кусочек торта.

– Вы это как врач говорите? – интересуюсь и, не дожидаясь ответа, делю остаток на кусочки.

– Нет. Как хозяйка гостю.

– А… Тогда подчиняюсь…

Доедаю и передаю Белой тарелку.

– Чай тоже допить?

Она понимает мою иронию и отвечает на той же волне:

– Желательно. Но не так принципиально… Чай – вода. Она стерпит.

Тем не менее допиваю и показываю пустую чашку. Белая тут же иронизирует в ответ:

– Вы были бы хорошим больным. Покладистым.

– Нет уж, увольте…

Встаю. Закрываю ноут. Смотрю в зеркало. На лице легкая аллергия. Пятна. Шероховатости. Нервы. Что ж еще…

– Н-да… Так и муж с этой работой разлюбит.

– А он вас уже и не любит, – вдруг рубит с плеча Белая. Ошарашенно оглядываюсь. Она спешит объяснить:

– Он их любит. И вас вместе с ними. Но уже не отдельно. Только с ними. Это нормально. С этим надо смириться. Я проходила. Знаю.

Натянуто улыбаюсь и беру пальто. Белая перехватывает его:

– Давайте помогу.

– Да я сама… Не стоит…

– Не спорьте. Это я уже как врач говорю. В вашем положении нужно делать как можно меньше сложных движений.

– Это сложное движение?

– Больше, чем вы думаете.

Подчиняюсь. Засовываю руки в рукава, но не застегиваюсь. Объясняю на всякий случай:

– Он у подъезда. Не успею остыть.

– Там запрещено останавливаться.

– С его номерами все можно.

– Начинается… – выдыхает Белая. – Идемте. Все можно… Кому можно? Все мы лишь кости и мясо… Уж поверьте мне… Никому ничего нельзя. И чем больше якобы можно, тем больше нельзя. Когда вы все это, наконец, поймете? – вопрошает она, не требуя ответа, и выходит первой. Спешу за ней, но на пути к фойе приемного отделения Белая как будто забывает о моем существовании. Там она сразу протягивает руку:

– Прощайте.

– До свидания. Может, когда и увидимся?

– Вы забываете, кто я. Не дай Бог нам с вами увидеться…

– Хм… В этом смысл вашего «прощайте»?

– Именно.

– Тогда прощайте, Маргарита Анатольевна.

– Прощайте, Юлия Вадимовна.

Приоткрываю дверь и оглядываюсь. Белая, скрипя стекольной крошкой, пересекает фойе. До последнего жду, что она обернется, но она верна себе – прошлого, как и будущего, не существует. Здесь мы похожи. Хоть в чем-то похожи. Мы не оглядываемся.

Выхожу. Воздух пропитан ароматом шоколада. Задняя дверь авто предусмотрительно открыта. Но никто не встречает. Муж у капота распекает вытянувшегося по стойке смирно водителя:

– Сережа, мать твою, сколько раз говорить, не бодяжь топливо – и не будет движок хрипеть, как хрон древний. Ты на кой контракт подписал опосля срочки? Чтобы у меня, читай у страны, ГСМ на карман тащить? Тебе платят мало? Или я тебе мало добавляю? Так я щас добавлю! Да только не в карман, а по башке твоей дурной, слов не понимающей.

Кулак подносится к носу водителя:

– Виноват, Петр Иваныч.

– Ясный пень виноват. Кто же еще виноват? Не сама же она в себя эту дрянь заливает…

Осекается на вздохе, заметив меня краем глаза, и прекращает порку:

– Ладно. На место давай. Герой войны, б… лин…

На неуклюжей переделке заключительного слова улыбаюсь, вспоминая Опалева – в такие моменты все полковники и генералы удивительно схожи.

Вижу за спиной мужа полного усатого мужчину, «селфирующего» на фоне главного входа. Петя на ходу снимает фуражку. Дежурно, как и все эти полгода, по-хозяйски положив руку на живот, целует. Вспоминаю Белую. Права. Без вариантов права.

– У вас тут шоколадная фабрика взорвалась, что ли? Вот не сиделось товарищу майору дома…

– Петя! Опять! Ну, я же вроде на службе… Приказ был…

Больничный дворник, подметающий накат для подъезда машин скорой помощи, случайно заметает грязным снегом туфли мужа, начищенные до зеркального блеска. Дворник останавливается. Отрывает взгляд от земли. Невинная улыбка подчеркивает старческие мимические морщинки. Муж, готовый было взорваться, неожиданно смягчается, как будто столкнувшись с неведомой силой:

– Осторожней, пожалуйста.

Дворник кивает и удаляется к главному входу, от которого в тот же самый момент в направлении восточного фасада удаляется мужчина, делающий видео-селфи. Муж постукивает ботинками друг об друга и договаривает:

– Да понятно, что на службе. Кому говоришь? Знаю. Садись…

Опираюсь на сталь его руки. Она с первой встречи и до сих пор поражает.

– Кейс давай…

– Нет, он со мной.

Одергиваю руку. Тянет разочарованно:

– Ну, всё – секреты… И от кого? Что уж секретней моего может быть?

Не комментируя, забираюсь в машину.

– Здравствуй, Сережа.

– Здравия желаю, Юлия Вадимовна.


Еще от автора Виктор Попов
Дарни и небесное королевство

Жизнь маленького городка идет своим чередом. Горожане даже не подозревают, что в ней могут произойти необычные события, но окружающие горы хранят в себе древние темные пророчества. И однажды те начинают сбываться. Надвинувшаяся колдовская мгла готова поглотить как город, так и все небесное королевство. Его повелительница утратила свои магические силы и теперь не может никого защитить. Казалось бы, все кончено. Неужели мир падет? Неужели из этого нет выхода? Лишь Неисчерпаемый ковш знает имя того, кто придет на помощь.


Рекомендуем почитать
Время пастыря

«Время пастыря» повествует о языковеде-самородке, священнике Лунинской Борисоглебской церкви Платоне Максимовиче Тихоновиче, который во второй половине XIX века сделал шаг к белорусскому языку как родному для граждан так называемого Северо-Западного края Российской империи. Автор на малоизвестных и ранее не известных фактах показывает, какой высоко духовной личностью был сей трудолюбец Нивы Христовой, отмеченный за заслуги в народном образовании орденом Святой Анны 3-й степени, золотым наперсным крестом и многими другими наградами.В романе, опирающемся на документальные свидетельства, показан огромный вклад, который вносило православное духовенство XIX века в развитие образования, культуры, духовной нравственности народа современной территории Беларуси.


Ayens 23

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы

Действие рассказов И. Сабо по большей части протекает на крохотном клочке земного пространства — в прибалатонском селе Алшочери. Однако силой своего писательского таланта Сабо расширяет этот узкий мирок до масштабов общечеловеческих. Не случайно наибольшее признание читателей и критики снискали рассказы, вводящие в мир детства — отнюдь не безмятежную и все же щемяще-сладостную пору человеческой жизни. Как истинный художник, он находит новые краски и средства, чтобы достоверно передать переживания детской души, не менее богатые и глубокие, чем у взрослого человека.


Одна лошадиная сила

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Когда взорвётся Кракатау

«Шеф:– Татьяна Петровна! Документы!Документы, документы… Вы где? Только что тут в папке лежали. Лежали, лежали… Чёрт, ноготь сбила. На красном лаке так виден надлом. Маникюрша убьёт.– Так что?Шеф? Ты ещё тут?Бегу по коридору…».


Личный дневник Маргариты

Много ли откровенности вы можете позволить себе даже наедине с собой? А записать на бумагу и отдать на суд читателя?Чистосердечный рассказ домашней девочки, привлекательной и умненькой, ставшей стриптанцовщицей по стечению обстоятельств. Череда дней – промежуток жизни от 17 до 26. Просто ли скатиться в ту пропасть, которой так боится мама, воспитывающая дочку в «Институте благородных девиц – филиале на дому», и откуда та сбежала в бытие вседозволенности. «Жизнь – это не лицензионное соглашение к игре. Здесь нельзя просто поставить галочку «я согласен» и, не читая, листать дальше».Профессионализм, пришедший со всеми «постоянными клиентами», заработок на коктейлях, «на шесте» как бонус за внешние данные.