Чего стоит Париж? - [55]

Однако, так или иначе, у Са-Гуардия оказались шифрованные записки из различных командорств, в которых скрыто местоположение тайников с орденской казной. Умирая, он передал их одному из двадцати четырех рыцарей, живших в Ма-Дью вместе с ним. Тот – следующему. Вплоть до последнего – Ги де Беранже, владельца замка Колль, что близ Бурбонэ.

– Мой родич?! – почти прошептал Луи.

– Вполне возможно, друг мой. Вполне возможно, – кивнул я. – И в этом, несомненно, перст судьбы. Записки эти, забытые всеми, долго хранились в замке Колль, где в 1350 году умер Ги де Беранже. Позже владение это много раз переходило из рук в руки, пока не было куплено моим отцом. Там я их и нашел. Кое-что, надеюсь, мне удалось расшифровать…

Однако за окнами уже светает. Пора отправляться спать. Завтра с утра я поведаю вам о знаках, которые помогут найти сокровища. Спокойной ночи, мой друг! Добрых снов!

Глава 12

Честность – лучшая политика, если, конечно, вам не дарован талант убедительно лгать.

Джером К. Джером

Не знаю, какие сны туманили разум распаленного моими рассказами Луи де Беранже. Надеюсь, это были сказочные пещеры Али-Бабы и подземелье Аладдина, заваленные грудами искрящихся самоцветов, громоздящимися меж разверстых сун-дуков, сочащихся золотом. Лично я уснул с чувством глубокого удовлетворения на лице, пожалуй, впервые за последние недели.

Разбудил меня поутру громкий крик, доносившийся с лесной поляны, на которой возвышался замок:

– Покаяние! Искреннее покаяние откроет вам врата в царствие небесное! К чему обременяете вы грехами душу свою, точно нерадивый погонщик мулов неподъемными тюками спины бедных тварей?! Или неведомо вам, что груз грехов ваших неумолимо тянет вниз, туда, в мрачные огненные бездны Тартара! Туда, где серный смрад, хлад смертный и скрежет зубовный! Или неведомо вам это? Вам, сотворенным по образу Божьему! Достойно ли осквернять грязью греховной сей светлый образ, как делаете вы ежечасно, порою даже не замечая того!

Что говорите вы, грешники, придя ко мне и преклонив колена перед ликом Божьим? «Брат Адриэн! Мы проводим дни свои в заботах о куске хлеба и глотке воды, и нет нам попущения ни в чем». Вы говорите: «Имения наши разорены, и золото предков расточилось, аки дым. Где найти теперь его!» Услышьте же мой ответ, когда вы добрые католики и не погрязли в богомерзких ересях! К чему печетесь вы о хлебе насущном? Господь щедро наделяет взывающих к нему! К чему алчете вы сокровищ земных? Или неведомо вам, что легче канату пройти сквозь игольное ушко, чем богатею в царствие небесное?..

«Брат Адриэн, – подумал я, отрывая голову от подушки. – Понятно. Значит, де Батц с гасконцами уже где-то поблизости. Ох, неудачную святой отец выбрал тему для проповеди! Тут полночи бьешься, заставляя собеседника поверить в реальность сокровищ, быть может, мнимых. А поутру – на тебе! Золотой ключик не подходит к райским вратам! Как бы ему дать знать, что у нас здесь делается?!»

Из окна моей комнаты просматривался лишь замковый двор и верхушки деревьев недалекого леса. Шестиярдовая стена отделяла меня от неистового проповедника, подававшего знак пленникам, что подмога уже совсем близко. Возможности перебросить записку через каменную ограду не представлялось никакой. Хотя бы уж и потому, что в моих апартаментах не было ни пергамента, ни чернил, ни пера.

– Ежечасно заклинаете вы Господа, моля сотворить чудо. Но что вы, сами вы сделали для царствия Божьего? Господь не требует от вас чудес. Но разве не справедливо уделить лепту от каждого денария своего во славу Господню, как уделяете вы лепту отцам и матерям вашим, заботившимся о вас в те дни, когда сами вы были беспомощны и несмышлены? Лишь они да Господь пеклись о вас тогда! Так поспешите же с открытым сердцем воздать Господу от бренных и суетных богатств своих. И воздается вам… сторицею. Ибо не злато и серебро дороги Всевышнему, все сокровища этого мира – лишь прах в ладонях его, но дар чистого сердца, наполняющий возвышенным ликованием сонмы ангелов перед Престолом Божьим.

Негромкий стук в дверь заставил меня отвлечься от возвышенных притязаний брата Адриэна на мошну обитателей замка.

– Вы позволите, сир? – Луи де Беранже, с непривычной для него самого почтительностью склонив голову, вошел в мою опочивальню. – Я вижу, этот горластый проповедник и вас разбудил? Таскаются кругом со своими индульгенциями! Я велел прогнать его.

Мне пришлось отвернуться, чтобы скрыть одновременно и досаду, и невольную улыбку. Бенедиктинец, продающий индульгенции, – должно быть, весьма занятное зрелище! Вероятно, лишенный предписанной суровым орденским уставом ежедневной семичасовой работы, он с немалой грустью отбирал хлеб у братьев доминиканцев, приторговывая папскими расписками в отпущении грехов. Хочешь не хочешь, а семь часов в день надо работать.

– Сир! – Уважительный тон дю Гуа недвусмысленно свидетельствовал о том, что мои ночные сказки возымели надлежащее действие и демон, жонглирующий золотыми монетами, надежно поселился в сердце королевского фаворита. – Вы намеревались вчера сказать о тайных знаках, которые помогут отыскать спрятанные сокровища рыцарей Храма?