Чего стоит Париж? - [110]

* * *

В свои покои я возвращался в прескверном состоянии дух;

Мне не было дела ни до турнира, который в конечном счет Екатерина поручила мне провести, ни до всех этих римских свеч, листовых звезд, дукеров и квекорей [42] , которыми Ее Величество намеревалась, к радости собравшейся публики, озарить ночь коронации. Я твердо верил, что пан Михал сдержит обещание и поможет несчастной мадам де Сов избегнуть роковых последствий гнева королевы-матери. Сегодня Шарлотта нужна на была ему, ибо, вероятно, знала о планах и местонахождении моего двойника больше, чем кто бы то ни было. А завтра когда она расскажет велеречивому резиденту все, что знает об интересующем нас объекте наблюдения? Я помнил, чем заканчивали свои дни люди, по той или иной причине вызвавшие нелюбовь безжалостной флорентийки. Мысль о том, прелестная молодая женщина однажды, скажем, выпив кубок вина за обедом в замке своего мужа, может упасть замертво, пораженная неведомым ядом, не давала мне покоя. Как ни крути, я был причиной и ссылки мадам Шарлотты, и ее возможной смерти.

Я шел, обдумывая сложившуюся ситуацию, намереваясь сообщить Марго о приезде ее сестры в Реймс и о нашей первой совместной победе. Впрочем, Сакр Дье, о первой совместной победе Генриха Наваррского и любящей его супруги.

Дверь будуара Маргариты Валуа была открыта, и в малой гостиной были слышны веселые голоса королевы Наваррской и ее камер-фрейлины:

– …И вот, когда этот господин выезжает на мост, конь его вдруг шарахается в сторону так, что немец чуть не падает наземь. Однако в конце концов он все же совладал с конем и, гневно глядя на Жози, говорит ей, – Конфьянс понизила тон, стараясь подражать мужскому голосу: – «Когда мой скакун видит женщину легкого поведения…».

– Да уж говори прямо – шлюху! – перебила наперсницу Марго. – А то заладила хуже монаха.

– Хорошо. «Когда мой скакун видит шлюху, он всегда начинает беситься!»

– Ну-ну, и что же ответила ему Жози?

– Она сказала: «Мсье, в таком случае вам не стоит ездить в Париж, ибо с таким бешеным жеребцом вы непременно сломаете себе шею».

Дружный смех был ответом на меткую фразу мамаши Мадлен.

Я остановился неподалеку от входа в комнату, стараясь взять себя в руки, чтобы хмурым видом не портить настроение милым дамам.

– Ах, мадам! – Вновь переходя от смеха к речам, произнесла Конфьянс. – Эти жемчуга вам очень к лицу. Не зря же само имя Маргарита означает «жемчужина».

– Тебе бы, пожалуй, жемчуга тоже пошли, – должно быть, смотрясь в зеркало, ответила жемчужина Валуа. – У тебя такие черные волосы и такая белая кожа! И вообще ты очень хорошенькая. А мрачные гугенотские одежды тебе совсем не к лицу.

– Ах, мадам! Я и сама не уверена, гугенотка ли я. Пока был жив мой отец, граф де Пейрак, я была ярой католичкой как и он. Потом он погиб, воюя с испанцами, которые были еще более истовыми католиками. Моя матушка Жаклин в горести надела траур и, забрав меня из отчего замка, где я обучалась грамоте, языкам и алхимии у маэстро Бригадини, отдала в монастырский пансион сестер-кармелиток.

– Неподобающее место для столь молодой и красивой девушки, – насмешливо кинула веселая королева. – О девицах, живущих в монастырских стенах, ходит дурная молва.

– О да, вы правы, Ваше Величество. Недаром же говорят, что даже тень монастырской колокольни способна сделать девушку женщиной. Епископ Шатийонский, в чьем диацезе находился монастырь, куда упекла меня дорогая матушка, тотчас же начал домогаться любви новой послушницы, невзирая ни на свой преклонный возраст, ни на мой, совсем тогда еще юный. Я с трудом выдержала в монастыре два месяца и сбежала, купив у проходивших мимо цыган коня.

– Одна! Верхом на коне! Какое замечательное приключение! – восторженно отозвалась Маргарита.

– Мадам, мой отец был коннетаблем Тулузы! С детства по, многу недель я проводила рядом с ним в военных лагерях. Я прекрасно держусь в седле, стреляю из пистоля и даже немного фехтую, – похвалилась мадемуазель де Пейрак.

– Просто замечательно! Конфьянс, ты такая необыкновенная девушка! Вот, примерь это колье.

– О, какое чудо! – восхищенно промолвила любимица Марго. – И как сверкает!

– Это гранадские рубины от Жана Галана. Тебе идет. А что же было дальше?

– Когда окончился траур, моя мать решила вторично выйти замуж. Избранником ее сердца стал адмирал Колиньи. А противный епископ Шатийонский таким образом оказался пусть не родным, но моим дядей. В ночь мятежа в Париже его слуги ворвались в дом адмирала на улице Битизи вместе с людьми Гиза и, найдя мое убежище, схватили и притащили к своему хозяину. Тот стал требовать любви, уверяя, что спас мне жизнь, а когда я ему и на этот раз отказала, пригрозив в случае насилия убить и его и себя, сей достойный прелат не моргнув глазом продал меня вашей матушке.

– В «Летучий эскадрон»?

– Да, моя королева, – со вздохом ответила камер-фрейлина.

– Это очень веселое место, глупышка! – покровительственно уверила Марго.

– Но я не желаю в нем состоять, Ваше Величество! Как не желаю выходить замуж за престарелого сластолюбца Дамвиля, и уж тем паче искать покровительства у епископа Шатийонского.