Чеченские лабиринты. Устами журналистов. Книга 1 - [71]

С этой мыслью и заснула…

* * *

Вдалеке слышалась азбука Морзе птичьих кочевий. Профессор Москаленко, выслушав вечерние новости и посмотрев начало фильма, ненароком заглянул в спальню. Супружница держала в руке ручку. Она медленно выводила на листе буквы и вполголоса бормотала: «Зови его Иванушка, сынок…». От волнения буквы у нее не слушались, налезали одна на другую, строчки никак не хотели получаться прямыми.

Невидимая сила схватила ветерана за горло, и он глубоко, с всхлипом, втягивал воздух. Жена бросила взгляд через плечо. Ахнула — коротко, испуганно. Рывком притянула бумагу к себе, заслонила обеими руками.

— В честь меня? — промямлил он, вроде оправдываясь, что в такой удачный момент открыл дверь.

— Внук ведь… А как же иначе? — старушка глотала слова, как слезы, не поворачивая головы.

— В че-е-есть ме-е-еня? — нараспев спросил новоиспеченный дед.

— Хотели тебе сюрприз устроить… — уже тверже ответила она. В глазах Лидии Игнатьевны затаилась лукавая искринка.

Они засмеялись радостно и беспечно.

Иван Михайлович лег на диван, удобно закинул ноги на край массивного стула; он обмозговывал события последнего времени. Его словно подхватил какой-то вихрь, подхватил и нес без остановки, то радость навивая, то раскручивая печаль.

Да, вот как оно обернулось. Москаленко пытался разобраться в своих чувствах, но его обступали все новые и новые сомнения. Бесспорным было только одно: он не даром прожил жизнь. И словно перед ним оказался невидимый собеседник, которому сердце отворив, он исповедовался о всяком. К тому же баиньки — в постель — ему не хотелось. Все изглядев, все вызнав за короткую как зажженная спичка, житуху, что же он ждал в итоге, как покинуть сей земной содом? Ветерану кроме понятья «пить и есть» хотелось и мира: не по себе был позор бесчестья, ужас слепоты начальников, опоганивших Россию гражданской войной, живущих с душей, изъеденной чеченской паршой. Старясь успокоиться взяв газеты о Северо-Кавказской битве, будто бы искал ответы на больные вопросы. Открыл одну газету, посмотрел, потом другую достал.

Москаленко удивлялся позиции корреспондента «Комсомольской правды» Александра Хохлова, который откровенно сетовал: «Дудаев и Москва в одной упряжке, а нас здесь просто убивают», — об этом в Грозном вам скажут и боец ОМОНа на блок-посту и армейский майор, и мальчишка-солдат из внутренних войск.

— Бои в Чечне закончатся летом, без всяких президентских решений, — говорил армейский полковник. — К этому времени «посыпятся» последние вертолеты и встанет на прикол последняя бронетехника. Знаешь, сколько в 1995 году поступило в войска танков. Пять. На всю российскую армию. В 1996 году денег на новое оружие тоже нет. Зато в Чечне продолжится нефтедобыча. Известно лишь то, что нефтяные объекты и трубопроводы не обстреливают ни федералы, ни боевики.

— Я бы каждому солдату, прошедшему Чечню, ставил бы памятник при жизни, — говорил десантный комбат Сергей Дмитриевич. — Так воевать при минимуме жизненных благ могут только наши парни.

Полковник воевал в Афганистане. Полковник сражался в Чечне. Он заявляет, что такого бардака он не видел.

Здесь армия, внутренние войска, милиция, «гэбисты». У каждого — свое начальство. И здесь, и в Москве. Каждый тянул одеяло на себя. Единственное, что объединяло группировку федералов, — это стремление спасти своих людей. Это хорошо, когда командиры берегут солдат. Но плохо, когда за счет солдат других командиров.

Многие военные в Чечне не понимали, почему войска силовых ведомств не сведены в один кулак и не поставлены в подчинение одному командиру.

— Здесь нужен или Ермолов, или Жуков, — твердили офицеры. — Но ни Бабичеву, ни Куликову, ни Романову не дали стать полководцами, как не дали и Тихомирову. Полная «растопырка», запланированная кем-то в «верхах»…

«Гибли восемнадцатилетние солдатики-«губошле-пы». Гибли чеченские ребятишки. «И каждый бой отбирал у России бесценные человеческие жизни», — раздраженно размышлял профессор Москаленко.

«По сообщениям информационных агентств 6 марта 1996 года в больнице Урус-Мартана от полученных накануне ран скончался небезызвестный террорист Салман Радуев, — сообщал в «Известиях» журналист Валерий Яков. — Покушение на Радуева было совершено 3 марта в районе селения Старые Атаги и Советское. А несколькими днями ранее был убит и отец Радуева… У Радуева (кстати, оставшегося в живых и через многие годы, скончавшегося в российской тюрьме), как и у любого полевого дудаевского командира, врагов и недоброжелателей в Чечне хватало с избытком. А после операции в Кизляре и Первомайским их число увеличилось многократно, «кровники» появились уже не только в Чечне, но и в Дагестане… В свои кровные обидчики его со всем основанием записал генерал Михаил Барсуков. Во время скандально известной операции в Первомайском Радуев переиграл Барсукова по всем статьям и не уставал подчеркивать этот генеральский позор на всех своих последующих митингах и встречах с прессой. Но если учитывать, что даже в Чечне Радуев (в отличие от Басаева) особым расположением ни Дудаева, ни Масхадова не пользовался, то уж тем более ему нельзя было рассчитывать на то, что Москва спустит с рук кровавую выходку…»