Чаткальский тигр - [7]

— Мы промокли до нитки, — сказала она жалким дрожащим голосом.

— Вижу, — усмехнулся водитель.

— Ай, сынок, да быть мне жертвой за вас. Не откажите подвезти до Сиджака, — взмолилась Санобархон, неуклюже поспешая к машине. — Да перейдут на меня все ваши горести и беды.

— Пожалуйста, садитесь — сказал водитель. Сняв с губы окурок, он щелчком выбросил его наружу.

В кабине было так темно, что и лица не различишь.

Мать и дочь разместились на заднем сиденье. Машина круто развернулась и помчалась в обратном направлении.

Водитель сидел, подняв воротник плаща и надвинув кепку почти на самые брови. Он раз-другой обернулся, будто стараясь разглядеть своих пассажиров. А может, собирался что-то сказать, да раздумал. Но, видно, нашел другой способ рассмотреть сидящую сзади девушку: повернул зеркало заднего вида так, чтобы видеть ее отражение.

Санобархон, радуясь тому, что они наконец в машине, не знала, как и благодарить водителя. Она подробно рассказывала ему о том, как их застиг ливень и что в этом виновата ее золовка Рихсихон, которая поздно подала гостям угощение, и что дома ее ждут не дождутся муж — инвалид войны и сынишка, который, видимо, заболел ангиной… Рассказывала ему, ничего не тая, как близкому знакомому. Когда она произнесла имя мужа Милтикбая-ака, водитель еще раз оглянулся, скользнув взглядом по Санобархон и Гулгун, и быстро отвернулся.

— Дай бог вам счастья! Да исполнятся все ваши желания! Вы из наших мест, братец, газалкентский, да?

Водитель кивнул, сосредоточенно глядя перед собой.

— Наверно, из Хондайлика? — спросила Гулгун, отметив про себя, что плечи у водителя широкие и он, должно быть, довольно силен. Но как ни старалась, не могла разглядеть его лица. — Или из Сойлика?.. А может, из Чимбайлика?

Джигит, видно, почувствовал, что девушка спрашивает из приличия, лишь бы не молчать, и ответил кратко:

— Местный. Из чаткальских…

— Недаром говорят, что чаткальские мужчины малоразговорчивы, — весело заметила Гулгун. Теперь голос у нее был мягок и сладкозвучен, только слегка дрожал, потому что она сильно продрогла. Гулгун смотрела на водителя с такой неподдельной нежностью, с какой можно смотреть только в том случае, когда взгляда твоего не видят. — Вам из-за нас пришлось вернуться с пути, пожалуйста, извините…

— Конечно, — сказал джигит, все так же внимательно глядя на дорогу. «Дворники» едва успевали сбрасывать с лобового стекла потоки воды. — Машина от этого не устанет…

Заканчивая фразу, водитель слегка растягивал окончания последних слов. По произношению в нем можно было угадать хондайликца.

Мотор газика взвывал, когда машина шла на подъем, и работал ровнее, почти не слышно, словно переводя дух, когда они легко катились под уклон. Дорога, как наброшенный на горы серпантин, огибала скалы, пролегала по самому краю пропастей, при виде которых замирает от страха сердце.

А ливень не слабеет. Куда там! Наоборот, набирает силу. Целый поток льется наискось по стеклам. Встречные струи хлещут по лобовому стеклу. Шумит и клокочет кругом, будто сверху низвергается водопад. В лучах фар струи ярко блестят, колышутся и переплетаются, как серебряные нити. И кажется странным, что машина может продвигаться сквозь них. Поминутно сверкают молнии, заливая окрестность белым ослепительным светом и высвечивая на мгновенье скалы, придорожные деревья, склоны, поросшие арчой. Кажется, оробели даже эти гранитные монолиты, вжались в тело горы. Деревья тревожно раскачиваются, простирают к небу гибкие ветви, словно вымаливая пощаду. Полегла, прижалась к земле и пожухлая трава — тоже хочет спрятаться от ливня. Не поняли еще ни деревья, ни трава, что не горе принес им ливень, а спасение, что очень скоро иссохшая от безводья земля утолит жажду и вольет в них силу, нарядит в лучшие весенние одеяния. Склоны гор вновь покроются изумрудной зеленью. И среди трав вспыхнут нежные, как любовь, цветы…

— Надо же, в какую непогодь попали, — проговорила Санобархон. — А могли сейчас спокойненько сидеть в тепле, под надежной крышей. Так нет же, потащились. Не будь наш Милтикбай-ака такой беспокойный, остались бы…

Джигит промолчал. А может, и не слышал. Он крепко держал свою баранку, от напряжения подавшись слегка вперед, вглядываясь в ливень, который с трудом пробивали лучи фар. Можно было только удивляться, как ему удавалось разглядеть дорогу. Вот двигатель снова взвыл, втаскивая машину на крутой подъем.

Сверкнула молния, разбив небо на темные осколки. Справа простиралась широкая долина. Далеко внизу мчался белый от пены поток. Он клокотал и ярился, пробиваясь сквозь узкий проход между скалами, а выбравшись на простор, разливался вширь, успокаивался, словно отдыхал перед новым броском. При новой вспышке молнии мелькнул и пропал переброшенный через горный сай шаткий деревянный «ишачий» мосток, названный так местными жителями за то, что на нем не разминуться и двум ишакам. Неожиданно перед самым носом машины возникали белые в черную полоску столбики — дорога круто уходила то влево, то вправо. Малейшая оплошность водителя — и все может окончиться печально. Поэтому шофер, хоть и не впервые, видать, ехал по этой дороге, вел машину с особенной осторожностью.