Частное расследование - [51]

— Ну и работка у тебя! сказал друг Коля, отключая связь с Номжей. Она сказала хоть чего-нибудь полезное для следствия?

Конечно: послала подальше.

— И это что, полезное?

— Да. Подтверждает мою версию, — ответил Турецкий совершенно серьезно.

… В приемном покое инфекционного отделения Первой Градской больницы первая же нянечка, увидевшая Турецкого с собакой, заголосила так, будто ее резали:

— Опять! Опять с собакой! Батюшки! Опять явилось! Кыш! Прочь отсюда, привидение! — нянечка бросилась грудью вперед, преграждая дорогу Турецкому, — Ну что пришел? Что ты опять пришел? Мало тебе прошлый раз было-то! — она перекрестила Турецкого быстро и ловко. — Иди! Иди прочь отсюда! Больница здесь, Бога ты не боишься!

— Стоп-стоп-стоп-стоп! — Турецкий слегка сдал назад. — Вы меня, милая, с кем-то попутали.

— Спутаешь тебя, как же! Ты ведь здесь недели три назад был, девочку вы привозили, с женой, что ли? Не знаю уж, бывают ли жены вот у таких-то, как ты?

Турецкий опешил окончательно, но решил не показывать вида.

— Да, а чего же мне жены-то не иметь?

— Креста потому что совсем на тебе нет. Все зло на земле-то вот от таких вот, как ты!! Ну, что уставился? Думаешь, баба она, испужается?! Нет! Не боюсь! Убирайся в момент! А не послушаешь — хуже сейчас будет: у нас на втором тут священник лежит и два из милиции, понял?

— О Господи!

— Не надо, не божись!! Никто не поверит!!

Турецкий выдохнул и, осторожно приблизившись к нянечке, насколько мог вразумительно прошептал:

— Вы объясните мне, пожалуйста, прошу. Я ровным счетом ничего не понимаю. Вы слышите, я не понимаю — когда и как я, ну или мой двойник, вас напугал.

— Какой двойник! Ты это, точно. А что не помнишь, так заспал, понятно. Я расскажу тебе, да будешь ли ты слушать? Но вроде ты как будто трезвый.

— Абсолютно, — подтвердил Турецкий.

— Ну что тебе сказать, коль ты не помнишь ничего? В тот день, когда вы девочку сюда на «скорой» привезли, ты посидел, поговорил с врачом, потом ушел, жену одну оставил у блока интенсивной терапии. А через три часа вернулся — снова вместе с псом своим. И — ну хор-р-рош!! В дугу! В дрезину! В сиську! Сущий призрак. Устроил здесь. С трудом тебя скрутили, в милицию без звука я б тебя сдала. Скажи спасибо, врач вступился за тебя, сказал, дочь у него едва не умерла, как будто ты и напугался… Отпустили… Еще скажи спасибо, что жена твоя тебя не видела — в каком ты со-стоянии-то был… Кошмар! Ты помнишь сам-то хоть чего?

— Нет, ничего не помню.

— Зато вот мы все помним.

— Извините. Хотя я сам, ей-ей, не виноват.

— Да, понимаю: водка виновата. Пришла из магазина — прыг на стол. Знакомая картина.

Они стояли, глядя друг на друга.

— Ну а теперь чего пришел?

— Поговорить с врачом пришел: что было с девочкой? Что точно?

— Не будет разговаривать с тобой. Он справедливейший, но жесткий человек. Жена придет, он ей все скажет.

— Я бы хотел с ним лично.

— И не думай. А что с ней было, я сама тебе скажу. Температура под сорок. С утра. А к вечеру — здорова. Такая вот болезнь уж месяц, почитай, ну каждый день. И доктора не знают. Поветрие какое-то… Сейчас болезней много новых развелось, которых раньше не было. А у твоей-то, это все мы запомнили, анализ сделали и перепутали бумажки: одновременно-то у нас лежали-то Громова, Гамова. Как твоя фамилия?

— Грамова.

— Во-во! И перепутали. Грамова, Гамова. На дифтерит подумали, да не на ту. Вот, понял?

— Так.

— А Громова — та умерла. Твоя-то как теперь? Здорова?

— Нет, тоже умерла.

— Ох! — нянечка осела. — Боже мой!

— Несчастный случай. Взрыв. Она сгорела.

— Боже, Боже. Послушай, может, ты того, немного выпить хочешь? Есть у меня-то. Помянуть?

— Нет-нет. Ни в коем случае. Спасибо.

— Жуть какая. А ты небось тогда предчувствовал, поди. Тебя все к кладбищу, к могилам так и тянуло, спьяну-то!

— Ладно. Глупости все это. Вы мне скажите лучше, как случилось, что я ушел, а пес остался здесь?

— Да ты же сам его здесь и оставил. Ну и мы не выгнали: куда с тобой, с таким, хорошую собаку выгонять? Бог не одобрит.

— Спасибо вам. Спасибо. Я один был? Когда вот пьяный приходил?

— Сюда ты приходил один. А там, на Ленинском, тебя кто ждал иль нет, то мне неведомо.

— Все ясно. Я пойду.

— Жена-то убивается, поди!

— Нет. Она не убивается. Совсем.

— А что ж так?!

— Они вдвоем погибли.

7

По дороге в «Химбиофизику» Турецкий непрерывно размышлял, крутя баранку.

Один из каверзнейших вопросов Меркулова относительно того, как собака попала с кладбища в больницу, получил ответ простой, но несколько неожиданный: он сам, Турецкий, ее и привез.

Однако! Как же он доставил туда Рагдая — ведь автомобиль его так и дожидался возле Истряковского кладбища, пока он не вернулся из Киева. Хотя тут удивляться особо нечему: если ты не помнишь, как оказался в Киеве, то что ж удивляться, что не знаешь, как перед этим завез собаку в больницу? А почему в больницу, кстати? Бог весть.

Интересно другое — уже второй раз окружающие утверждают, что он был пьян в лоскуты и, находясь в крупном подпитии, насовершал два вагона подвигов, о которых он сам — ни сном ни духом. Первый раз так случилось, когда он попытался застрелиться. Хотя это был уже второй раз. А про первый только что сообщили. Конечно, по пьянке можно натворить Бог знает что. И все «заспать» потом, как выразилась санитарка, то есть забыть. Это нормально все, понятно. Непонятно иное — он-то знает прекрасно, что в обоих случаях он ничего не пил. Ни капли, ни грамма. Грамма! Грамов.