Часовщик - [8]

‑ Зброя в порядке у всех. Наконечников вот немного. Вроде и должно хватить, ан кто его знает. Ты не взял? ‑ Нет, с весны не делал. С пяток срезней есть, держи. А что за... а, Митрофан, подь‑ка сюды, да тегиляй снимай.

Митроха ‑ совсем еще молодой боевой холоп. Только весной продался, да и боярин наш ‑ не Шереметев, слегка победнее. Так что Митрохин тегиляй никакого усиления не имеет. Конский волос, и всё. Ничего, это сейчас поправим, если успеем.

‑ Подымайся, Олег, опять на приступ идут. Три дня назад Агафий почти пинками заставил двух салаг ‑ меня и Митроху ‑ убраться с небезопасного под обстрелом места. Митроху загнал на стену, в непростреливаемую вроде бы зону, а меня ‑ в сарай. К вечеру, при втором штурме, меня уже никто не гонял со стены, хоть и "ценный кадр". Слишком много убитых. Сейчас, на третий день, на стенах меньше десятка осталось, кто без тяжелых ранений. Вот, опять.

Не знаю, что это за татары такие. Турецкие сипахи вроде бы не ходили под Тулу, а крымчаки в походе за добычей должны бы уже плюнуть на упорно огрызающуюся усадьбу, и пойти искать добычи попроще. Эти ‑ прут и прут. Два‑три штурма в день, с достойным регулярной армии упорством. Раскручивают свою адскую стреляющую конную карусель, спешенные подтягиваются ближе и ближе, и мы высовываемся, только услышав стук примитивных штурмовых лестниц. Иначе ‑ очень просто схлопотать стрелу от подобравшегося близко врага ‑ прицельную стрелу с узким граненым бронебойным наконечником.

У меня по‑прежнему нет нормального доспеха. Изодранный стрелами и саблями тегиляй, косматая татарская шапка, снятая с трупа. Поэтому, на характерный звук я выскакиваю не сразу, а выждав пол‑вздоха ‑ за мгновения до того, как над стеной показывается очередная безбородая, по‑мальчишески азартная рожа.

Вы бывали на бойне? Не в магазинной подсобке, где намахивают куски на продажу, а на небольшой бойне, без всяких электрических средств забоя? Я не бывал, но сейчас чувствую себя таким же мясником. Не надо торопиться ‑ надо успевать. Без размашистых ударов ‑ это враг может отдохнуть, нас же слишком мало. Короткая связка из двух уколов ‑ в лицо и в плечо, шагнуть к следующей лестнице. На моем участке стены их две, и первый противник уже на помосте. Резкий тычок живот, сбить потерявший силу замах, следующему ‑ краем щита в рыло, пока он не может достать по ногам. Не "лети, дорогой" ‑ просто набор убойных мест уходит из зоны ответственности. Разворот, "темп", удар ногой в мысок сапога, одновременно с защитой от укола.

В манеже спорткомплекса МГТУ, на четвертом этаже, этому не учили. Иванов преподавал, всё же, "айкидо и джиу‑джитсу", а не историческое фехтование. Так что приемы у меня дилетантские, а "темп" и подавно. Но я пока живой, несмотря на примитивную технику и рваный, нестабильный темп. Хотя, судя по количеству врагов под стеной, это временно. Держать ритм дыхания. Удар, разворот, подшаг, укол, разворот, укол, удар, повторить‑повторить‑повторить... держать дыхание.

Глава 5

Неволе нас не сломить,

Нам век вековать в рабах,

Но когда вас задушит стыд,

Мы спляшем на ваших гробах...

‑ Идите нахер, мистер Киплинг! Этих стыд не задушит. И полсотни баб с ребятней, что сейчас перевязывают еле живых в превращенном в лазарет доме, мы будем закрывать ‑ щитами, саблями, собой ‑ уже не потому, что какая‑то деревня дана боярину не только в кормление, но и под защиту. Не потому, что на той стороне полонянники ‑ те, кто выживет ‑ будут работать на врагов. Не важно, подойдет ли подмога. Просто ‑ надо.

Мир потихоньку сужается, наливаясь непривычной краснотой. И одновременно куда‑то пропадают цвета ‑ странно, но факт. Такое черно‑белое зрение в красных тонах, потом в красном же тумане.

Кто занимался рукопашкой в начале девяностых, наверное, помнит такое упражнение, как спарринг с завязанными у одного из партнеров глазами. В зале с полутора десятками одновременных поединков трудно что‑то услышать ‑ и через десяток пропущенных ударов, направление следующего начинаешь чувствовать. Странное ощущение ‑ ты не видишь, просто ощущаешь, откуда и как сейчас прилетит, и куда надо ответить, чтобы достать. Никогда не добивался особых успехов в таких боях ‑ середнячок в группе, не более. Сейчас всё по‑другому.

Не знаю, откуда у меня клинок в второй руке. Не помню, когда стряхнул с неё щит, и почему. То ли изрубили, то ли еще что. Неважно. Вокруг нет людей ‑ есть опасные направления ударов, есть убойные зоны, которые надо запятнать ‑ точно знаю, с какой силой, но не знаю откуда это знаю. Всё это постепенно замедляется, и мои движения ‑ тоже. Глаза не видят практически ничего, видит то ли разум, толи душа. Плевать.

Селим не знал, что мать звала его Димитром. Лет до восьми он откликался на это имя. Но после того, как подростка, уже изведавшего невольничьего рынка, из "подай‑принеси‑отвали" в фруктовом саду, "возвысили" ‑ потащили в янычарскую "учебку", никто и никогда так его не звал. Учебка сменилась подавлением бунта, потом походом, потом походы слились в одну бесконечную череду. Сипахи[2] носились обычно на флангах, победу добывали янычары. Залп, ружьё в левую руку, шамшир в правую.