Час волка на берегу Лаврентий Палыча - [28]

В общем, все нижеследующее – не литературное произведение, а, скорее, свидетельские показания против целого ряда мошенников, жуликов и лжецов, которые ради получения канадского статуса и доступа к сытому велферному корыту, идут на любые ухищрения, подлоги и обманы. А также против их пособника – автора, спившегося циника и, по-видимому, такого же морального урода, поскольку уж настолько деградировал и совесть потерял, что не брезгует пьянствовать вместе со своими персонажами.

Но тут я, пожалуй, немного перегнул. Совесть-то у автора еще осталась. И пребывает в весьма активном состоянии, ибо постоянно тычет в него своим перстом и вопрошает грозно:

– Да как же ты мог пить с такими типами как Васёк, Танюша, или

Толян с Серегой?

Однако, автор тоже не лыком шит и имеет для собственной совести совершенно железобетонный аргумент.

– Да, отвечает он ей (совести). Да, пил я с ними. Пил неоднократно, но!

…И выставляет пред ликом Совести гордо торчащий вверх собственный указательный перст.

– Но, ведь, никогда, подчеркиваю, никогда_ _не пил я на свои, на кровные! А только и исключительно на ихние. То бишь – на халяву!

Услышав слово "халява" совесть автора разводит руками и бормочет:

Ну, оно, конечно, ежели… Хотя, однако, все-таки, а, впрочем, на халяву я бы и сама вмазала, базара нет!

Поскольку автор – совок, и совесть его – совковая. А какой же совок от халявы откажется, особенно, когда с жутчайшего бодуна, и бабок на опохмелку нет? А это как раз и есть почти постоянная жизненная ситуация автора-совка: с бодуном и пустым карманом.

Поскольку же в юриспруденции добровольные показания против себя самого квалифицируются, как "явка с повинной", то прошу именно так и интерпретировать нижеследующий текст и учесть этот факт при вынесении читательского приговора. А ежели, вдруг, вердикт будет оправдательным, то прошу нашего самого гуманного и справедливого в мире читателя нолить автору хотя бы, как говорится, грамульку, чего хотите, лишь бы на халяву.

И в надежде на Вашу доброту, остаюсь с уважением: АВТОР

… Мичман Картуз, он же Васька Картузов появился в Монреале, упав с неба. А, вернее, выпав, в состоянии глубочайшей алкогольной интоксикации из борта израильской компании Эл-Ал прямо на трап аэропорта Мирабель. Пьяный-пьяный, а соображал: толстенькую пачку в семь тысяч американских долларов, перевязанных резинками, держал в нагрудном кармане, крепко зажав рукой, чем причинил большие неудобства чиновникам Канадской Иммиграционной Службы, поскольку оным, по долгу службы же и надлежало выяснить совершенно определенно, чтой-то там вновь прибывший гражданин подозрительно прижимает к груди: уж не бомбу ли со взрывателем в знак протеста против оккупированных Израилем территорий?

Однако, никакого террористического следа в долларовой пачке не обнаружилось, ибо были те семь тысяч так называемой "машкантой", то бишь ссудой на покупку квартиры законно полученной новым израильским олимом, сиречь репатриантом Картузовым Василием Степанычем в банке города Хайфы.

Его подвел ко мне в церкви после службы весной 1993 года старенький Наум Маркович (впрочем, иногда представляющийся полученным при крещении именем Николай) и сказал торжественно: "Вот брат наш православный. Беженец из Святой земли. Бежал от козней иудейских".

Сам-то Наум Маркович принял православие в оккупированной Словакии в страшном 40-ом году, и справка о крещении, выданная Русской

Зарубежной Церковью, спасла ему жизнь. А потом он так втянулся, что стал, наверное, самым упорным прихожанином. Ни одной службы не пропускал. Бывало, посетишь храм в будний день: литургия идет, а из всего народа – один Наум Маркович поклоны бьет, да еще пара старушек свечки ставит.

Вот, только, под конец жизни стала у него крыша отъезжать, и он начал везде выискивать "козни иудейски". Как-то, помню, показывает мне пакет молока с надписью: "Ви рисайкл", в смысле: "Мы рециркулируем" (то бишь, идем во вторсырье, а оттуда снова в картон). А там и картинка поясняющая: три такие бумажки, одна в другую переходящие, как непрерывный процесс. Так он мне и говорит:

– Смотри, смотри, что здесь! Магендоид!

– Какой, – спрашиваю, – магендоид, зачем?

Присмотрелся: действительно, если сильно напрячься, то посреди полосок бумаги возникает нечто похожее вроде как бы на звездочку.

Ну, а если уж очень фантазию напрячь, то можно ее и за магендоид принять. Вот, только, говорю, на хрена?

– Как, зачем, на хрена, – отвечает, – козни иудейски!

Свое отношение к иудаизму и сионизму, выдавшему ему израильский паспорт, белобрысый, круглорожий и курносый Васёк начал объяснять мне весьма путано, причем с явным акцентом, который я поначалу принял за грузинский. Однако, акцент оказался азербайджанским, ибо был Васька родом из славного города Баку. На вопрос: почему он, русский человек, так нечисто говорит на родном языке, ответил:

– В азербайджанской школе учился, панымаишь. В азербайджанском дворе рос. Папка нас бросил, когда мы с братом маленькие были. Мамка с азером жила Тофиком. Харошый чылавек, нас как сыновей воспитал.

Двадцать лет с мамкой жил. Потом пришел, говорит: болше с тобой жить нэ могу. Нэ масулманский ты женщын. Аллах нэ велит.