Час ведьмы - [61]

Комментарии магистрата Ричарда Уайлдера, из архивных записей губернаторского совета, Бостон, Массачусетс, 1662, том III

Мэри необходимо было присесть, и она видела, что ее мать тоже устала, поэтому Бенджамин Халл предложил всем пройти в его контору, где у него были стул за столом и скамейка перед ним. Идти было недалеко, но Мэри заметила, как нетвердо ступает ее мать и как отчаянно она цепляется за локоть своего мужа. Мэри тем временем искала взглядом Генри. Она знала, что не осмелится заговорить с ним, даже если увидит его, но после того, что он для нее сделал, желание посмотреть на него стало почти невыносимым. Из-за нее он пойдет под плеть. Он сохранил то, что осталось от ее репутации. Мэри подумала, что ее строптивый и широкоплечий муж сказал бы, присутствуй он в ратуше в тот момент, когда Генри появился и заговорил с такой рыцарской самоотверженностью. Томас физически крупнее Генри Симмонса, но может ли он справиться с молодым человеком? Да, подумала Мэри, может. Помимо всего прочего, он еще и злобный пьяница, который не побрезгует дракой. Какой бы вердикт ни вынесли сегодня магистраты, будет ли она сегодня к вечеру свободной женщиной или вновь узницей Томаса Дирфилда, Генри Симмонсу стоит поберечься и быть начеку, как городские часовые.

Когда они оказались в кабинете нотариуса, Халл настоял на том, чтобы Присцилла села на его стул, а Мэри — на скамейку. У него не было пива, чтобы угостить их, поэтому он открыл бутылку мадеры: всем страшно хотелось пить. У него была только одна кружка, поэтому Бердены и Мэри делили ее, а сам он пил из бутылки. Халл прислонился к стене, а отец Мэри стоял у окна, бросая взгляд то на улицу, то на довольно вычурные часы-фонарь[9]: на бронзовом циферблате были изображены тюльпаны, которые нотариус держал на маленьком столике, стоявшем напротив его стола.

— Думаю, у нас есть немного времени, — сказал он остальным. — Обычно вердикты в губернаторском совете выносятся быстро, но сегодня мнения судей разошлись, и они все захотят их озвучить.

Мэри хотелось спросить Халла, что, по его мнению, они решат, но ей было страшно. И она была почти уверена, что ее мать чувствует то же самое. Поэтому Мэри постаралась отогнать тревогу, которая собиралась в ее мозгу, точно грозовые облака цвета обугленного дерева. Краем уха она слушала, о чем говорят ее отец и нотариус, но в основном мысленно перебирала всех свидетелей: говоривших в ее пользу и тех, кто навредил ей. Некоторые, думала она, были по обе стороны. На матушку Хауленд она злилась сильнее, чем на Томаса, и приписала это своему малодушию. Ее отец протянул кружку матери, но та осталась сидеть абсолютно неподвижно, крепко обхватив себя руками. Не отрывая взгляда от часов, она покачала головой.

— Возможно, Перегрин Кук пыталась отравить нас вчера вечером, — сказала Присцилла, когда мужчины замолчали.

— Присцилла… — начал Джеймс, но она перебила его.

— Наш нотариус должен знать об этом, — сказала она.

Халл ждал, и Джеймс разъяснил:

— Вчера вечером Перегрин принесла нам печеные яблоки, и одна из наших служанок слегла. Вероятно, это никак не связано с яблоками, а если и так, возможно, что это просто несчастный случай. Она приготовила яблоки и для Томаса, и с ним все хорошо.

— Это определенно связано с яблоками. Все мы почувствовали какую-то гниль и почти ничего не съели, кроме девушки, которая, видимо, очень любит печеные яблоки. И слегла именно она.

— Зачем Перегрин вас травить? — спросил Халл.

— Чтобы Мэри не смогла сегодня прийти сюда, — ответила Присцилла.

— А в итоге она?..

— Пришла ли она? Вам и без того известен ответ на вопрос. Но Перегрин могла этого не предвидеть. И, конечно, в присутствии Мэри Абигейл было намного тяжелее говорить о том, что она видела.

— Присцилла, — сказал Джеймс, — Абигейл готова была сказать все возможное, чтобы защитить нашу дочь, вне зависимости от того, присутствовала бы Мэри в ратуше или нет.

— Это могла быть матушка Купер, — тихо сказала Мэри.

— Ребекка? — спросила ее мать. — Она твоя подруга.

— Я упомянула ее только потому, что Перегрин и Ребекка готовили яблоки вместе. Если мы хотим учесть любую вероятность…

— Мэри, достаточно, — сказал ее отец.

Она посмотрела сначала на него, потом на мать, но Присцилла глядела в окно. Отец был прав. Не стоит больше думать об этой версии. И нотариус тоже прав: вряд ли Перегрин думала о суде, когда — если — она подмешала в яблоки что-то тухлое и ядовитое. Мэри вспомнила подозрения, над которыми размышляла ночью в одиночестве, в своей спальне: возможно, ее падчерица хочет, чтобы она заболела или даже умерла. Она хочет, чтобы Мэри держалась подальше от Джонатана. Разве она не ясно дала это понять, когда принесла угощение в дом Берденов? Но по тщательном размышлении даже такой вариант казался абсурдным: как Перегрин могла думать, что отравится только Мэри?

Или, может быть, ей все равно. Пусть бы остальные тоже заболели.

Мэри вздохнула. Почему люди не могут желать только тех людей, которыми благословил их Господь? Кэтрин (возможно) мечтает о Томасе; Перегрин боится, что Мэри имеет виды на Джонатана, и тот, судя по всему, слишком высокого о ней мнения; а сама она жаждет Генри Симмонса. Все так сложно.