Час ведьмы - [114]
Она глубоко вздохнула: она не умрет в трусости. Нет. Она не добавит ее к списку своих прегрешений. Они ее повесят, она выйдет к петле с чистой совестью.
— Вот вам правда, — продолжила Мэри, расправив плечи. — Хотя осенью я очень хотела получить развод и выйти замуж за Генри Симмонса — если бы он взял меня в жены, и я не буду настолько самонадеянной, чтобы утверждать, что он сделал бы это, — я никогда не заключала договор с Дьяволом. Никогда.
Зрителям потребовалось время, чтобы осознать, что она сказала: только что призналась в запретном желании. Но это время быстро минуло, и осуждение обрушилось на Мэри точно шторм; как мужчины, так и женщины назвали ее потаскухой и грешницей и кричали магистратам, чтобы те ее повесили. Приставу пришлось три раза ударить жезлом об пол, чтобы восстановить порядок. Только тогда Мэри продолжила:
— Я не знаю, почему все считают, что я вырезала метку на пороге. Думаю, это из-за того, что, по словам Кэтрин Штильман, она нашла в моем переднике монету и вилки.
— Зубья Дьявола, — поправил Адамс.
— Нет, вилки, — жестко возразила она. — И я не клала их туда. Точно так же, как осенью я не закапывала во дворе вилки и пестик.
— Свидетели утверждают обратное, Мэри, — заметил Уинслоу.
— Это была не я в обоих случаях. И хоть вы оставили без внимания мои предположения, факт остается неизменным: Кэтрин Штильман и Томас Дирфилд точно так же могут быть в ответе за преступления, в которых меня несправедливо обвиняют.
— Таким образом, вы намерены отягчить свой грех, безо всяких оснований обвиняя в колдовстве других? — спросил Адамс, презрительно качая головой.
— Нет, — ответила она. — Но разве этот суд не обязан хотя бы рассмотреть эти вероятности? Например, я не знаю, чернит ли меня Кэтрин потому, что питает сердечную склонность к моему мужу — и если это так, то да поможет ей Бог, — или потому, что винит меня в смерти своего брата. Но я знаю так же верно, как и свой псалтырь, что она вполне могла закопать те вилки. А вилки, которые, по ее словам, были в моем переднике? Это всего лишь мое слово против ее слова, и…
— И поэтому вы обвиняете ее в колдовстве? — спросил Дэниел Уинслоу.
— Я просто говорю, что это ясно как Божий день. Точно так же у моего мужа есть склонность к насилию, что говорит о сердце, наиболее уязвимом к искушениям Сатаны.
— Это утверждаете только вы. Мы не видели доказательств, — возразил Адамс.
Мэри подняла левую руку, но магистраты все как один таращились на нее пустыми глазами.
— Я хочу сказать, — продолжила она, — что вы видите во мне только плохое и даже не предполагаете, что все может быть иначе. И Кэтрин, и Томас могут быть невинны как ягнята. Возможно, есть третий последователь Сатаны, которого мы даже не подозреваем. Но вы действительно хотите, чтобы на вашем счету была смерть невинной женщины?
— И это вся ваша защита? — поинтересовался Адамс. — Угроза?
— Вы меня слушали? Конечно, нет. Это лишь маленькая часть моей защиты.
— Но вы обвиняете других в колдовстве, а это серьезно, Мэри, — заметил губернатор.
— Я не разбрасываюсь такими обвинениями и никого конкретно не обвиняю, давайте не будем забывать об этом. Я только прошу, чтобы вы приняли во внимание, что есть другие варианты. Разве нельзя допустить, что заклятие было направлено на меня? Вы видите во мне только хищника, в то время как я, скорее всего, мышь в его когтях.
— Вы не мышь, — осадил ее Адамс. — И Кэтрин Штильман обвинений не предъявляли. Как и Томасу Дирфилду. Обвиняют вас. Защищайтесь. Не думайте, что вам удастся отвлечь нас от ваших преступлений.
Секунды проносились слишком быстро. Мэри не привыкла быть в центре внимания, а где-то на краю ее сознания оформлялась мысль, которую нужно было ухватить. Какое-то время она просто стояла молча, уйдя в себя.
— Мэри!
Это был голос губернатора.
— Минутку, прошу вас.
Бенджамин Халл и Джеймс Берден подошли к ней и начали что-то говорить, но она отмахнулась от них.
— Мэри Дирфилд, вы хотите сказать что-то еще? — спросил Эндикотт, проигнорировав ее просьбу.
Мэри кивнула.
— Да, — ответила она. Ей уже почти все ясно. И она продолжила: — Вот что еще. Я сказала, что я не охотник, а скорее жертва. Я сказала, что Томаса и Кэтрин также следует спросить, не искушал ли их Дьявол. Но есть еще одна возможность, которой никто из вас не предусмотрел. Она только сейчас пришла мне в голову.
— Продолжайте, — разрешил Уайлдер.
— Вы утверждаете, что Томас или Кэтрин были моей жертвой. Я утверждаю, что я могла быть — их…
Она ненадолго умолкла, потому что картинка еще не полностью сложилась у нее в сознании. Но она должна была продолжать.
— Но что, если Томас или Кэтрин были чьей-то жертвой — не моей, другого человека? Что, если я не имею к этому отношения и просто стала случайным свидетелем, как и они?
