Час ноль - [4]

А ещё через десять минут он, обжигаясь чаем, слушал её рассказ о себе. Такая открытая и улыбчивая… И как будто так и надо! Как будто не осознаёт, что она прекрасна.

Ещё и играет на скрипке и сама пишет музыку. Это вообще как?..

Рома не мог свести с Ани глаз, а Виталик подшучивал. Что же удивительного, что замуж она вышла за Виталика…

Виталик к тому времени уже строил карьеру журналиста оппозиционного толка — и весьма успешно. Он знал, как нужно подать факты, чтобы вызвать эмоциональный отклик, заставить людей по-настоящему презирать преступников во власти. Разумеется, его запугивали, арестовывали, «разоблачали». Но он, похоже, не терял оптимизма и воли продолжать. Рома не взялся бы объяснить, как ему это удавалось…

* * *

— Итак, что скажешь, дружище? — спросил Виталик.

— Думаю, если ты выпустишь это, тебе конец.

— Я не об этом спрашивал, — скучно ответил он. — А о самих фактах.

— Это… мерзко.

Виталик кивнул. Про себя он отметил, что Рома не прибавил «если это правда». Доклад получился убедительным: не зря он вложил в него все силы. И всю ненависть.

За четыре месяца, проведённых в зоне конфликта, он собрал информацию о десятках военных преступлений. Похищения мирных жителей с целью получения выкупа, пытки, артобстрелы гражданских объектов — по ошибке или ложной наводке. Он проводил расследования, выясняя личности тех, кто стоят за хмурыми мужиками в куртках, бронежилетах и без знаков различия. И наконец, сам провёл четыре дня в плену, в вонючей яме, куда его посадили по подозрению в шпионаже, отобрав удостоверение СМИ. Выпустили его лишь благодаря усилиям коллег, которые всё это время обрывали телефоны минобороны, СПЧ и ОБСЕ. Худой солдат с седыми висками выставил изнурённого Виталика на улицу, где его ждал джип съёмочной группы, и буркнул: «Валили бы вы отсюда, ребят».

Всё, что Виталик выяснил, увидел и почувствовал, теперь было изложено на трёх сотнях страниц.

Он пожал плечами:

— Мерзко — так и есть. И это лишний раз доказывает, что обнародовать факты необходимо.

— Виталик! — Рома, похоже, начал терять самообладание. — Ты был там. Ты видел, на что способны эти люди. Они раздавят тебя… одним пальцем. Даже если ты заменишь везде своё имя, тебя вычислят на раз-два!

— Э, нет, — Виталик погрозил пальцем. — Я не собираюсь скрываться. Наоборот: я буду выступать от своего имени и постараюсь распространить информацию как можно шире. Только так от неё будет толк. А защитит меня гласность.

— Ты же лучше меня знаешь, что бывает с теми, кто мешает власти…

— Ага, — Виталик внезапно улыбнулся и подмигнул. — Но только вот — как там Высоцкий пел? — быть ни при чём ещё хуже. Разве не так? Знать о преступлении и молчать — значит быть соучастником.

— Телеги задвигать ты мастер, — буркнул Рома. — Но одно дело — действовать разумно… и осторожно. А другое… — он ткнул пальцем в папку в руке у Виталика и тут же раздражённо махнул рукой, — лезть на рожон. Тебя могут не только посадить, но и грохнуть. Если тебе плевать на себя, подумал бы хоть об Ане!.. — к досаде и гневу в голосе Ромы внезапно прибавилась горечь. — Она мечтает о спокойствии, о детях! А получает ночные обыски и поездки в ментовку…

Виталик ответил не сразу.

— Знаю… Я не лучший муж. Но я не буду уважать себя, если поступлюсь совестью. Аня знала, на что шла.

Рома слишком хорошо знал правила, по которым жил Виталик. В его представлении, если Аня делала свободный выбор, значит, должна была нести за него ответственность. А если не хочет — то пусть уходит. Рома понимал эту логику умом, но не душой. Увы, спорить с Виталиком было бесполезно: он разбил бы доводы одним щелчком.

— Мне просто жаль, что ты не ценишь того, что тебе досталось, — сказал Рома.

— Я очень ценю её, дружище. Очень. И тебя ценю. Спасибо за всё, что ты сказал.

Виталик остановился, и друзья обнялись.

2

Виталий Сотников и его редакция серьёзно поработали, готовя публику к обнародованию масштабного материала. С выходом доклада у него сразу появились читатели, а многие факты публиковались в оппозиционных СМИ в виде отдельных новостей. Особо эту тему муссировали западные агентства, взявшие у Виталия несколько интервью.

Федеральные СМИ и чиновники традиционно отмалчивались. Какого-либо давления со стороны властей Виталий не ощущал. Только раз ему позвонил следователь и пригласил на беседу по поводу какого-то заявления, якобы о нарушении авторских прав. Виталий попросил прислать повестку, и на этом история закончилась.

* * *

Во многом благодаря общественному резонансу, вызванному публикацией, известность Виталия заметно выросла. Год спустя он работал уже над другим расследованием: на этот раз оно касалось не военных преступлений, а коррупции.

Августовским вечером Виталий возвращался домой после интервью с одним из информаторов. Лето выдалось прохладным, липы зацвели поздно, и во дворике, через который он обычно срезал путь, едва уловимо слышался запах мёда. Сумерки уже наползли на крыши домов и спускались по кронам и стволам деревьев, путаясь в листве.

На подходе к арке — между железным забором детского садика и пятиэтажкой — Виталия нагнал неприметный мужичок. И ударил по затылку обрезком арматуры. С усилием подняв Виталия за подмышки, он привалил его к бетонному забору: спит человек. Оружие мужичок бросил рядом — в траву. Со стороны и не видно. Августовская зелень помешала ему заметить женщину, наблюдавшую через кусты с другой стороны двора — и прижимавшую руки ко рту, чтобы не закричать.