Час кошки - [20]

Шрифт
Интервал


Мы продолжали наши игры до утра. Иногда я прикидывалась спящей, но как бы случайно прижималась к его обнаженному телу, пытаясь его раздразнить.

В итоге мы тогда так и не позавтракали. Улизнув от пьяной в дым компании, вышли из клуба на улицу. Мне было сказочно хорошо, когда мы брели по пустой лужайке. Настоящая благодать. Он зажег спичку, чтобы прикурить сигарету, но я, сложив губы трубочкой, задула огонь. Потом опустилась прямо на землю. Ночная роса пропитала шелковые чулки, прилепив их к телу. Стаскивая их, я ощутила острую боль, будто сдирала чулки прямо с обожженной кожей. Потом задрала платье до бедер.

— Брось свои спички. Иди ко мне. Если уж зажигать, то здесь.

Он подстелил под меня измятый пиджак. Когда он обнял меня, я не закрыла глаз. Не мигая, я следила, как меняется выражение его лица. Время от времени он открывал глаза, и, натолкнувшись на мой взгляд, стискивал меня еще сильнее. Он просто с ума сходил от моего тела. От этого я прониклась невольным сочувствием и желанием. Сама-то я не испытывала ни малейшего возбуждения при нашей первой близости. Уставившись на него, я извивалась, чтобы сильнее разжечь в нем страсть. Хотя, похоже, с ним не было нужды ломать комедию, изображая отрепетированное выражение муки экстаза — как с другими мужчинами. Запах влажной ночной травы окутывал мое голое тело, пропитывая его насквозь. И оно будто само собой скользило Лерою в рот. Всякий раз, когда на его коже выступала испарина наслаждения, я испытывала глубокое удовлетворение. Я поняла, что отныне в наших любовных играх первую скрипку буду играть именно я.

Кончив, он затаил дыхание. Я тоже молчала. Доносившийся издалека гул вечеринки почему-то вселял чувство покоя. Тело его, слившись с мраком ночи, казалось еще темней, чем сама ночь. Невольный свидетель наших любовных игр заметил бы лишь движение белков глаз Лероя, перемещавшихся вверх-вниз, влево-вправо.

Когда он оторвал от меня взмокшее тело, я указательным пальцем подхватила капельку его пота и, высунув язык, медленно, аккуратно слизнула ее. Он покачал головой с изумленным, почти плачущим выражением лица. Тогда я обвила руками его могучую шею, провела языком по краешку ноздрей.

— Помоги мне встать, — попросила я. Мое горячее дыхание щекотало ему нос, он сморщился, словно собираясь чихнуть. Это показалось мне ужасно забавным, и я невольно прыснула.

Мы быстро привели друг друга в порядок и бодрым шагом направились к нему домой. На лужайке остались мои шелковые чулки и его спички. Чулки были перемазаны его спермой, а на спичечной коробке отпечатались наши пальцы. Было ясно, что скоро молва разнесет весть о нашем «романе». Это только вопрос времени.

У него дома мы еще не раз предавались любовным утехам, и после каждого оргазма я проваливалась в какую-то полудрему. При этом я вцеплялась в волосы на его груди, поэтому в тот раз он так и не смог заснуть. Открывая глаза, я всякий раз встречалась с его молчаливым и нежным взглядом и ощущала прилив невероятного счастья. Мне захотелось, чтобы он снова и снова обнимал меня. Я привыкала быстро. Ведь наслаждение — это все для меня. И моя прихоть — закон.

3

Наутро весь город знал о нашем «романе», спасибо дружкам с вечеринки. В конце рассказа следовала непременная фраза: «Бедняга Лерой! Он стал новой добычей этой заразы Руйко!» У меня и в уме ничего такого никогда не было, но, похоже, мои приятели знали меня лучше меня самой. Но мне было плевать на их трепотню. Мне нравилось быть с Лероем.


И на другой день я проторчала у него до вечера. Мне не хотелось болтаться с ним по улицам. Вероятно, вдвоем мы выглядели несколько диковато. Сначала восхищенные взгляды устремлялись на меня, потом прохожие переводили взгляд на Лероя, после чего восхищение сменялось крайней степенью изумления. Это меня страшно бесило. Вероятно, на моем фоне Лерой поражал своей заурядностью. Мужчины всегда пялились на меня, однако такие взгляды меня не устраивали, от них я покрывалась липкой испариной. Слава Богу, у Лероя хватило ума понять это, и он старался поскорей утащить меня в дом, где мы могли остаться наедине.

Возвращаясь домой после подобных прогулок, я в бешенстве стряхивала туфли, так что они разлетались по всему коридору, и приказывала ему принести «поноску». Я стояла, прислонившись к стене и выпятив подбородок. Он послушно тащил мне туфли, прямо как верный пес. Я поднимала ноги и надменно ждала, пока он меня обует. После этого ритуала настроение у меня несколько поднималось, и мы принимались искать ключ от комнаты. Когда мы, наконец, оставались вдвоем, Лерой буквально расцветал от счастья, да и я начинала испытывать чувство, похожее на любовь. Когда нам надоели подобные «приключения», мы решили, что лучше сидеть безвылазно у него в комнате.

Однажды мы увлеченно смотрели по ящику какую-то мыльную оперу, потягивая «Пина коладу» — ром, разбавленный кокосовым молоком. Я сидела на полу, скрестив ноги и опершись спиной о Лероя, как о диванную спинку. Когда я надавливала на него локтями, он вздрагивал и подскакивал. Иногда он вел себя, как сопливый мальчишка, еще не познавший женщины. А уж такая штучка, как я, явно попалась ему впервые.


Рекомендуем почитать
Правила склонения личных местоимений

История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.


Прерванное молчание

Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…


Сигнальный экземпляр

Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…


Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».


Звездная девочка

В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Узорчатая парча

Тэру Миямото (род. в 1947 г.) — один из самых «многотиражных» японских писателей, его книги экранизируют и переводят на иностранные языки.«Узорчатая парча» (1982) — произведение, на первый взгляд, элитарное, пронизанное японской художественной традицией. Но возвышенный слог пикантно приправлен элементами художественного эссе, философской притчей, мистикой и даже почти детективным сюжетом.Японское заглавие «Узорчатая парча» («Кинсю») можно перевести по-разному, в том числе и как «изысканная поэзия и проза».


До заката

Ёсиюки Дзюнноскэ (1924–1994) — известный писатель так называемой «третьей волны» в японской литературе, получивший в 1955 г. премию Акутагава за первый же свой роман. Повесть «До заката» (1978), одна из поздних книг писателя, как и другие его работы, описывает частную жизнь, отрешённую от чего-либо социального, эротизм и чувственность, отрешённые от чувства. Сюжет строится вокруг истории отношений женатого сорокалетнего мужчины Саса и молодой девушки Сугико, которая вступает в мир взрослого эротизма, однако настаивает при этом на сохранении своей девственности.В откровенно выписанных сценах близости, необычных, почти неестественных разговорах этих двух странных любовников чувствуется мастерство писателя, ищущего иные, новые формы диалогизма и разрабатывающего адекватные им стилевые ходы.


Дорога-Мандала

Лауреат престижных литературных премий японская писательница Масако Бандо (1958–2014) прославилась произведениями в жанре мистики и ужасов, сумев сохранить колорит популярного в средневековой Японии жанра «кайдан» («рассказы о сверхъестественном»). Но её знаменитый роман «Дорога-Мандала» не умещается в традиционные рамки современного «кайдана», хотя мистические элементы и играют в нём ключевую роль. Это откровенная и временами не по-женски жёсткая книга-размышление о тупике, в который зашла современная Япония.


Лоулань

Содержание:ЛОУЛАНЬ — новеллаПОТОП — новеллаЧУЖЕЗЕМЕЦ — новеллаО ПАГУБАХ, ЧИНИМЫХ ВОЛКАМИ — новеллаВ СТРАНЕ РАКШАСИ — новеллаИСТОРИЯ ЦАРСТВА СИМХАЛА — новеллаЕВНУХ ЧЖУНХАН ЮЭ — новеллаУЛЫБКА БАО-СЫ — новеллаВпервые читатель держит в руках переведенную с японского языка книгу исторических повестей и рассказов, в которых ни разу не упоминается Япония. Более того, среди героев этих произведений нет ни одного японца. И, тем не менее, это очень японская книга. Ее автор — романист, драматург, эссеист, поэт, классик японской литературы XX в.