Чарльз Лайель. Его жизнь и научная деятельность - [30]
Лайель был давнишний знакомый Дарвина и знал, что тот работает над вопросом о происхождении видов. В письмах его нередко попадаются заметки о спорах на эту тему, происходивших у Доунского отшельника. Так, в 1856 году он пишет:
«В последний раз, когда Гукер, Гёксли и Воластон были у Дарвина, они оспаривали неизменность видов и, кажется, зашли дальше, чем хотели… Дарвин различает в числе разновидностей обыкновенного домашнего голубя три хороших рода и пятнадцать хороших видов, если устанавливать роды и виды согласно принципам, принятым лучшими орнитологами!.. После всего этого не происходим ли мы от Оранга?»
Наконец, вышло в свет «Происхождение видов», – вышло, так сказать, с благословения Лайеля, потому что он и Гукер уговорили Дарвина обнародовать свою теорию, когда Уоллес прислал последнему очерк естественного подбора.
Известно, какое оглушительное впечатление произвела эта книга. Тут повторилось – только в гораздо большем масштабе – то же, что при появлении «Основных начал геологии» Лайеля. Старая, затасканная теория, потерявшая всякий кредит и вовсе не находившая места в науке, оказалась, к общему изумлению, неизбежным выводом из фактов.
Лайель, как и другие, не ожидал ничего подобного. Его научная честность подверглась жестокому испытанию. Трудно на старости лет отрекаться от идей, с которыми свыкся за долгую жизнь. Не один он испытал это. Распространившись с быстротой эпидемии среди молодых ученых, теория Дарвина встретила упорных противников в лице многих стариков. Даже Бэр, «magnum et venerabile nomen», один из величайших умов нашего века, не мог примириться с дарвинизмом.
Тем не менее, научная честность победила: в книге о древности человека Лайель высказался в пользу эволюционизма – правда, нерешительным тоном, с колебаниями и оговорками, которые вызвали негодование Дарвина. «Лучше бы он не затрагивал этого предмета!» – восклицает последний по поводу «Древности человека».
Лайель не обладал железной логикой и мужеством Дарвина. Но в данном случае для него, бесспорно, есть смягчающее обстоятельство. Ему пришлось переделать все свое миросозерцание, отказаться от идей, которые срослись не только с его научными воззрениями, но и с его чувствами, с его нравственным миром.
«Сознаюсь, что я обратился к трансформизму скорее рассудком, чем чувством и воображением, – пишет он Гукеру, – но, может быть, именно поэтому я обращу на сторону Дарвина больше людей, чем тот, кто, как Лёбокк, родившись позднее, не должен отрекаться от старых излюбленных идей, которые с ранних дней составляли для меня прелесть теоретической части науки».
Не сразу, после многих колебаний и сомнений, он все ж таки решился произвести над собой тяжкую, мучительную операцию, на которую мало кто отважится. Из старых ученых, отвергавших эволюционизм, кажется, только Лайель обратился в новую веру под влиянием «Происхождения видов».
Кроме этого перелома в воззрениях, конец пятидесятых ознаменовался для Лайеля новым направлением его занятий. Впрочем, оно находилось в тесной связи с его прежними работами. Он увлекся последней главой геологической истории: эпохой появления человека.
По мнению старых геологов, эта глава очень коротенькая. Правда, уже со времен Кювье указывались изредка факты, противоречившие традиционной хронологии: нахождение кремней, оббитых человеческою рукою в древних отложениях вместе с остатками вымерших животных. Но эти единичные находки или оставались незамеченными, или объяснялись случайностью (позднейшим погребением кремневых орудий в древних слоях), или, наконец, просто игнорировались. Да и сами авторы подобных указаний не придавали им значения и не пытались основать на своих находках новую отрасль знания.
В конце концов, однако, и это дело нашло своего мастера. Французский антикварий Буше де Перт, убедившись в существовании кремневых орудий совместно с костями мамонта, носорога и других животных в древних дилювиальных наносах, взялся за исследование этого предмета, не щадя сил, времени и денег. В течение многих лет он производил раскопки, собирал коллекции и тщетно старался убедить ученый мир в действительности своих открытий.
Сообщения его были встречены насмешками: академические светила доказывали, что кремневые орудия очутились вместе с костями вымерших животных случайно, занесенные реками. Иные даже отрицали искусственное происхождение кремневых орудий, утверждая, будто это самые обыкновенные осколки, оббившиеся вследствие каких-нибудь естественных причин. Много крови испортил себе аббевильский антикварий, прежде чем добился простого внимания к своим трудам и серьезной проверки своих наблюдений. Однако добился: нашлись, наконец, геологи, заинтересовавшиеся его открытиями и оценившие их значение. В числе этих геологов был и Лайель. Посетив долину Соммы, где Буше де Перт производил свои раскопки, он убедился в справедливости его мнений и решил заняться этим предметом.
