Глава I. Жизнь Гарвея до выхода в свет книги о кровообращении
Родители Гарвея. – Его воспитание. – Падуанский университет. – Фабриций. – Возвращение Гарвея на родину. – Женитьба. – Успехи Гарвея. – Состояние медицины в его время. – Мысли Гарвея о патологической анатомии. – Уничтожение его рукописей. – Гарвей – придворный врач. – Его отношение к Карлу I. – Политические взгляды. – Занятия
Уильям Гарвей родился 1 апреля 1578 года в городке Фолкстон на берегу Ла-Манша, в графстве Кент.
Отец его, Томас Гарвей, кентский йомен, занимался торговлей и нажил значительное состояние. Никаких сведений о его уме, характере, образовании не сохранилось, но, без сомнения, он был человек смышленый и энергичный, так как сумел воспитать и поставить на ноги всех своих детей – выводок в десять душ: три девочки и семеро мальчиков.
Он был женат дважды, но с первой женой прижил только одну дочь: все остальные дети родились от второй, Джоанны Гальке, женщины, сиявшей многими добродетелями, если полагаться на ее эпитафию, которая гласит следующее:
1605 года 8 ноября скончалась на 50-м году жизни Джоанна, жена Томаса Гарвея, мать семерых сыновей и двух дочерей.
Женщина богобоязненная. Скоромная, любящая супруга.
Снисходительная, уживчивая соседка. Кроткая, почтенная мать семейства.
Усердная, рачительная хозяйка. Нежная, заботливая мать.
Любезная супругу, почитаемая детьми,
Любимая соседями, избранница Господа.
Душа ее пребывает в раю, тело в этой могиле.
Для нее – счастливое приобретение, для ее близких – горькая утрата.
Вот и все, что мы знаем о матери знаменитого физиолога. Эпитафии – ненадежный источник; но, имея в виду, что из всех детей Джоанны вышли порядочные и дельные люди, соединенные притом узами теснейшей дружбы, которая не порывалась между ними всю жизнь, – мы можем предположить, что они воспитывались в хорошей школе, имея перед глазами хороший пример, и что приведенная выше эпитафия не преувеличивает семейных добродетелей их матери.
Уильям был старший из сыновей. До десяти лет он воспитывался дома; затем поступил в Кентерберийскую гимназию, где его пичкали латынью. В то время классицизм только что утвердился в Европе и царил невозбранно; да оно и понятно: европейская образованность едва начинала становиться на свои ноги (под влиянием тех же классиков), и к какой бы области знаний ни обратился начинающий ученый, – нигде ему нельзя было миновать древних писателей как главного источника и пособия. Впрочем, тогдашний классицизм существенно отличался от нынешнего; в то время древние писатели являлись источником знаний, образцом и примером подражания, руководством и пособием; они давали и запас сведений, и метод дальнейшего исследования. Теперь это их значение утратилось – они сохранили только исторический интерес: современный медик не станет учиться по Галену, поэту незачем следовать метру Вергилия и т. д. Изменились требования, предъявляемые к древним, – изменилось и отношение к ним: в XVI веке интересовались преимущественно их содержанием, но по мере того, как они утрачивали значение наставников и учителей, центр тяжести перемещался, содержание отступало на задний план, первое место занял синтаксис – упражнение памяти, гимнастика ума – пока, наконец, за деревьями не стало видно леса, за аористами[1] и супинами[2] исчезли сами авторы…
В гимназии Гарвей оставался пять лет, а по выходе из нее поступил – на шестнадцатом году – в Кембридж, где пробыл три или четыре года, изучая классиков, диалектику и медицину. В 1597 году он получил степень бакалавра и оставил университет.
Когда и под каким влиянием проявилась у него любовь к науке, в чем обнаружилась его любознательность, почему он заинтересовался медициной, – ничего этого мы не знаем. Отец его, как уже сказано, занимался торговлей, братья пошли по той же дорожке и выросли купцами – «не тощими и скаредными, но именитыми и богатыми», по выражению одного из биографов Гарвея; только Уильям заинтересовался наукой и предпочел мантию «doctoris illustrissimi» сокровищам Леванта и Константинополя, с которыми вели торговлю его братья.
В Кембридже он не мог получить основательной подготовки: тут процветали богословие, схоластика, логика; медицина же находилась в жалком состоянии – как и вообще в Англии, где до Гарвея, можно сказать, вовсе не существовало анатомии и физиологии. Тот, кто интересовался этими науками, должен был завершить свое образование на континенте.
В XVI столетии медицина и анатомия процветали во Франции и Италии. Эти страны были соперницами по славе. Французские анатомы, хирурги, врачи гремели на весь мир, имена Фернеля, Риолана произносились с благоговением; университет в Монпелье считался едва ли не высшей медицинской школой в свете.
В Италии славился Падуанский университет, где преподавали великие основатели современной анатомии – Везалий, Фаллопий, Коломбо, Фабриций.
Но между этими двумя странами существовало огромное различие. Французские школы были гнездом рутины и раболепия перед авторитетом древних, итальянские же – очагом и источником научных ересей и новшеств.