Чапаята - [7]

Горячка боя переместилась от штаба к крайнему дому, где расположилась пулеметная команда. Плотно заперев входную дверь, вражеские солдаты не давали нашим пулеметчикам выйти на улицу. Петя Козлов, прячась от белоказаков, обежал двор, подкрался к дому пулеметчиков и снял засов, наложенный на дверь.

Красноармейцы выкатили пулеметы и стали поливать врага свинцовыми очередями. С новой силой разгорелся в селе бой.

С дальнего конца улицы, выставив вперед штыки, двинулась на белых красноармейская цепь. Она теснила их к церкви. Белые повернули назад. Но улизнуть в степь им не удалось. Пастушонок выгнал коров на дорогу. Грозно мыча, они неслись прямо на казаков. Кони испуганно шарахались. Белым податься некуда — со всех сторон они были окружены. Оставался лишь один выход — руки поднимать…

Чапаев с конницей прибыл в село, когда бой уже затих. Комбат и начальник штаба рассказали ему о боевой находчивости юных чапаевцев. Василий Иванович велел немедленно позвать к нему смельчаков — Ваню с Петей. И минуты не прошло, как те явились. Чапаев самолично похвалил подростков за боевую находчивость.

— Из молодых, да ранние! — сказал он. — Правду, видно, говорят — старый старится, а молодой растет. Золотопогонникам несдобровать, коли не только бывалые солдаты, но и мальцы безусые их в оборот берут, в хвост и гриву бьют. Молодцы, орлята!

Вот с того самого дня и стали нас, юных бойцов дивизии, называть орлятами Чапая.

Гордились мы, старались в грязь лицом не ударить. В любом деле на Чапаева равнение брали. Куда он, туда и мы. Как орлята за орлом!

ПЕРВАЯ ПЕСНЯ

Шла по степи рота. Пестрели заплаты на серых шинелях. Рубахи выглядывали из дыр сермяжных зипунов, бурых от солнца. Обшарпанные кожухи лупились, сбрасывая с себя, словно картофельную кожуру, жалкие островки кожи.

Густая тень бежала перед строем и наползала на коренастую фигуру молодого ротного командира Алексея Рязанцева, шагавшего во главе колонны. Где-то впереди глухо и тяжело ударяли орудия, вспыхивали короткие зарницы взрывов. Весенняя земля, не успевшая высохнуть, смачно чмокала под солдатскими ботинками.

Брели, опаленные войной и солнцем, пропахшие табаком и порохом, еще совсем молодые солдаты. Отвоевав станцию Семиглавый Мар на самой границе Уральского белоказачьего войска, они ступили на землю, которая еще вчера считалась вражеской. Это была их первая победа в бою. Оттого и сияли улыбки на обветренных, почернелых лицах.

— А наш Чапай-то каков, а?! — надвинув рваный треух по самые брови, восхищенно говорил Луке Булычеву черномазый и длинный как жердь Степка Радаев. — Он саблей вжик-вжик… Словно бритвой!

— Саблей-то и я косил по-чапаевски. — Лука задирал веснушчатый нос и важничал, потому что во вчерашнем сражении неотлучно находился при командире.

— Твоей саблей, Жар-птица, только лозу ломать. Тупа, как колун.

— Ничего, казаки и тупую запомнят! — Лука любовно погладил рукоятку клинка, висевшего на боку, и косо посмотрел на Степку. Обижался он за Жар-птицу. А все из-за рыжих волос — сияют, как намасленные! «Вот схожу еще разок в атаку — перестанут дразниться», — успокоил себя Лука и снова вспомнил вчерашнее: — Чапаевская голова — это да! Соображает почище полководца Македонского. Загнал, как мышей, казаков в ловушку! Они нас с другой стороны ждали, у железной дороги. А мы на них — с тыла. Как снег на голову с горы свалились. Хотели нас одурачить, да сами в дураках остались. Вот что значит командирская голова!

— Голова всему начало, — согласился Степка. — Повезло нам. Таких командиров, как Чапай, наверное, даже в древности не бывало. Не чета каким-нибудь там генералам!

— А я, братцы, про одного генерала песню знаю, — вступил вдруг в разговор шустрый Ванюшка Шапошников, который славился полнозвучным тенором и потому считался незаменимым запевалой в роте. — Дед эту песню с турецкой войны привез.

— Спой! — попросил, сверкнув узкими глазами, круглолицый крепыш Петька Козлов, страшный охотник до пения.

Когда-то он дискантом пел на клиросах в сулакской церкви, но поп назвал его голос козлетоном. Петька разозлился, сказал попу, что тот опиум народа, и подался в переписчики сельсоветских бумаг. «Был певцом, стал писцом», — посмеивались над ним дружки-приятели. Но долго смеяться им не пришлось: из всей мальчишеской компании именно его, четырнадцатилетнего Петьку Козлова, зачислили в чапаевский полк. Повезло же!

— Ну спой, чего тебе стоит! — пристал он к Ванюшке, голосу которого давно тайно завидовал. — Спой, а то я про попов и жуликов знаю разные песни, а про генералов — ни одной.

— Ладно. Я не такой жадный, как у судакского попа певчие. Дарю генеральскую!..

Ванюшка одернул потрепанную тужурку, поправил картуз и, вытянув шею, запел.

— Забористая штука, — похвалил Петька со знанием дела. — Под такую и маршировать можно. Жаль, про белого генерала…

— А мы генерала выкинем, а на его место Чапаева поставим. Как?

— Что ж, попробуй!

Ванюшка затянул то же самое, но с именем Чапаева:

Генерал-майор Чапаев

Шел все время впереди…

Петька принялся подпевать. Запели и другие ребята.

— А что, получается! — возликовал Петька и толкнул в бок Булычева Луку. — Чего молчишь, Жар-птица?