Саша поднял камушек, прицелился в гущу серебра на воде, но камушек не долетел, стукнулся о деревянные мостки возле берега. Там какая-то женщина полоскала белье. Она, видимо, испугалась, посмотрела на Чапаева недовольно, быстро надвинула цветастый платок на глаза и снова зашлепала тряпкой по воде.
Василий Иванович с сыном стали спускаться по крутой тропинке. Комья земли летели из-под ног вниз. Прачка заслышала шуршание, покосилась назад. «Что это с ней? — подумал Чапаев, присматриваясь. — Белье полощет одной рукой, а другой держится за грудь. Калека, что ли?»
Он отстранил сына с дорожки и бросился к реке.
Не успел Саша и глазом моргнуть, как отец уже был возле старушки. Схватил ее за шиворот. На деревянный настил грохнулся обрез винтовки.
Саша вытаращил глаза от изумления: «Вот так прачка!»
Под черной юбкой старушки видны полосатые штаны, заправленные в сапоги, а на голове, когда съехал платок, Саша увидел лысину.
Неожиданно лысый боднул отца головой и бултыхнулся в воду. Саша подбежал к мосткам. На том месте, куда нырнул незнакомец, расходились широкие круги:
— Утонул? — спросил Саша.
— Как же, жди — утонет! — ухмыльнулся отец. — Подождем — вынырнет. Нам спешить некуда!
Над водой показалась лысина. Незнакомец, махая тяжело руками, плыл к другому берегу.
— Назад! Слышь?! — крикнул Чапаев и поднял обрез. — Ну! Считаю до трех…
Пловец повернул обратно.
Выкарабкался на мостки. Встал перед Чапаевым. С рубахи и брюк стекала вода.
— Кто такой? — строго спросил Чапаев.
У лысого дрожали губы. Он бормотал что-то невнятно. Чапаев поморщился:
— Мокрая курица ты!
— Это он! — громко выкрикнул лысый и затрясся всем телом.
— Кто «он»?
— Офицер! «Ступай, говорит, выследи Чапая и убей его. А не убьешь, всю твою семью повешаю, а самого пристрелю!»
— И ты, значит, согласился?
Лысый понуро молчал, потом сказал еле слышно:
— Испугался… Детей жалко стало.
Чапаев спросил:
— А сколько детей?
— Двое — Машка и Санька…
— Надо бы тебя, труса такого, отослать обратно. Пусть офицер расстреливает! Да вот Машка с Санькой… А ну, натягивай юбку да кофту! Пусть подивится народ на чучело!
Путаясь в длинной юбке, лысый засеменил по мосткам. Позади тянулся мокрый след.
Не удалось белым убить Чапая. Озлобились они и задумали уничтожить его семью. Послали в город Николаевск своих лазутчиков, стали кулаков к мятежу склонять.
Линия фронта тогда проходила неподалеку от города. Отбили наши части атаку и расположились на отдых. Часовому поручили охранять штаб. Только он встал с винтовкой у крыльца, глядит — к штабу во весь галоп скачет пегая лошаденка. А на ней мальчик в дырявых штанах и рубахе с заплатами. Спрыгнул он со взмыленного коня, подбежал к часовому, выпалил с ходу:
— Кулаки бунт готовят! Сашку Чапая, его мать и сестер повесить хотят…
— А ты откуда знаешь?
— Мы с Сашкой дружки… Панкратов я, Колька…
Повел часовой мальчика к Чапаеву. Василий Иванович выслушал его, помрачнел лицом:
— Откуда такие сведения?
— У главного ихнего кулака вот это нашли за иконой, — протянул листок Колька.
Чапаев взглянул:
— Приговор к смерти? Ого! Много фамилий! И Сашка мой…
— У богатеев ружья и пулемет «максим», — предупредил Колька.
Чапаев ударил о стол кулаком:
— Этим нас не запугаешь! — и, обернувшись к часовому, приказал поднять эскадрон по тревоге.
Чапаев помог Кольке взобраться на лошадь и вручил ему кинжал с красивой рукояткой. Колька скакал рядом с Чапаевым впереди эскадрона и махал дареным кинжалом.
И тут из оврага — пулеметная очередь. Лошадь под мальчиком захромала, повалилась на бок. Кольку швырнуло в бурьян.
Подбежал к нему Чапаев. Видит — живой. Только нос разбил. Посадил он мальчика на коня впереди себя, и они поскакали с эскадроном выбивать засаду из оврага.
А Кольке обидно: не успел и кинжалом взмахнуть…
— Не тужи, герой, — успокоил Чапаев. — У тебя еще все впереди!
На дороге, скорчившись, недвижно лежал офицер. Колька посмотрел на убитого и воскликнул:
— Вот он! Тот самый, у которого список нашли! Это он мутил воду…
— Отмутился, — усмехнулся Чапаев и дернул уздечку. — Выходит, кулаки догадались, что ты к нам подался. Засаду учинили.
Они свернули к реке, напоили лошадей и направились в Николаевск. Выехали на улицу и — всем отрядом — к чапаевскому дому.
Калитка на запоре, ставни закрыты, не видно — есть ли в избе кто. Чапаев постучал в окно. Никакого ответа.
— Что такое? Живы ли? — постучал громче. — Пелагея, отзовись! Это я, Василий…
В избе послышался радостный вскрик, потом распахнулась калитка. Навстречу — Пелагея Ефимовна с детишками.
— Вася, родной, — заплакала от радости. — Мы-то уж и лошадь запрягли, узлы собрали. Бежать хотели…
Чапаев смеялся, хватал детишек на руки, подбрасывал до самой крыши. Малыши визжали и болтали ногами. Сашу Чапаев опустил на землю возле Кольки Панкратова:
— Скажите спасибо ему… Это он нас сюда привел…
А на улице, где стоял конный отряд, уже шумела толпа. Со всех сторон сходились люди.
Чапаев вышел за калитку, остановился перед народом. Колька Панкратов с дареным кинжалом на поясе пристроился рядышком.
Ладонь Чапаева легла Кольке на плечо. Другую руку с кулацким приговором он поднял над головой, громко спросил:
![Лето на колёсах [Повести]](/storage/book-covers/ce/ce55869e5b74e035101c93f5a0e2147d9c49c0f6.jpg)
