Чаадаевское дело. Идеология, риторика и государственная власть в николаевской России - [80]
Надеждин имел в виду свои отношения с Е. В. Сухово-Кобылиной. Вероятно, Погодин считал, что если бы следователи приняли неполитические расчеты журналиста во внимание, то его поступки объяснились бы в новом свете, а наказание оказалось бы более мягким. Надеждин полностью отводил эту возможность: он не мог скомпрометировать Сухово-Кобылину, вмешав ее в официальное расследование. В свете эпистолярного свидетельства сюжет с увозом невесты неожиданно приобретает особый смысл.
Отношения Сухово-Кобылиной и Надеждина уже становились предметом описания в научной литературе[730]. Впервые наиболее полно они были интерпретированы еще в начале XX в. Н. К. Козминым на основе переписки влюбленных, носившей исповедальный характер. Впрочем, Козмин рассказал лишь о начальной фазе романа – о том, что происходило с героями нашей истории в 1834–1835 гг., до поездки журналиста в Европу[731]. События первых шести месяцев 1836 г., ключевые для чаадаевского сюжета, остаются по-прежнему не вполне проясненными, поэтому требуют специального комментария[732].
В начале 1830-х гг. Надеждин, издатель «Телескопа» и ординарный профессор Московского университета, стал бывать на литературных встречах в доме коренных московских дворян Сухово-Кобылиных[733], а в 1833 г. те наняли его учителем. 29-летнему Надеждину предстояло заниматься словесностью с их старшей дочерью, 18-летней Елизаветой Васильевной, которой целая группа ученых разночинцев (Морошкин, С. Е. Раич и приятель Надеждина Максимович) уже преподавала разные науки. Достаточно быстро Надеждин стал «своим» у Сухово-Кобылиных. Первоначально особенная близость сложилась у него с матерью семейства Марией Ивановной, которая, как деликатно писал Козмин, «симпатизировала» молодому учителю[734]. Судя по письмам издателя «Телескопа», их отношения в какой-то момент стали мало напоминать дружеские и могли перерасти в настоящий роман. Однако этого не случилось. Более того, Надеждин вскоре увлекся не матерью, а дочерью – своей ученицей[735]. Окончательное сближение профессора и молодой дворянки произошло летом 1834 г. в подмосковном имении Сухово-Кобылиных Воскресенское, где между молодыми людьми вспыхнула страсть. По свидетельству Надеждина, они проводили много времени в совместном чтении, что и обнаружило близость их литературных вкусов и чувствований. Короткая разлука в августе 1834 г., когда профессор ревизовал образовательные заведения Московского учебного округа, лишь усилила взаимное влечение.
Осенью Надеждин и его ученица продолжали видеться в Москве, благо журналист в этот момент переехал в дом Сухово-Кобылиных. Тогда же возникшие матримониальные планы возлюбленных были подтверждены на символическом уровне – Елизавета Васильевна подарила Надеждину свое кольцо. О природе их отношений дает прекрасное представление запись в дневнике Сухово-Кобылиной от 3 января 1835 г., посвященная необходимости ехать в маскарад без Надеждина:
Ужели не будет время, ужели никогда не суждено мне знать наслаждения, нарядиться для него одного, запереть комнату, где он один, и сидеть вместе с ним рука в руку; от него одного слышать что я прекрасна, прекрасна для него – да, я сама знаю, что бываю хороша – когда щастлива. Для него я всегда хороша – он любит меня – а он – как он хорош для меня. Какая душа! какая сила в выражении лица – светлые глаза – о иногда, так бы и расцеловала их – а его черные волосы, как бывают они хороши на лбу его – лоб выражает такое могущество мысли – черты лица у него – такие ‹нрзб›. – В нем нет ничего женского. Милый мой – милый[736].
Впрочем, путь от интимного признания в глубине взаимных чувств до придания им публичного статуса оказался весьма тернист. Идиллия закончилась в тот момент, когда старшие Сухово-Кобылины узнали о возникшей страсти. Их реакция оказалась предсказуемо негативной: они решительно воспротивились идее брака, который сочли мезальянсом из-за низкого социального и профессионального статуса Надеждина[737]. Между Марией Ивановной и Надеждиным произошло бурное объяснение: она говорила о «неприличии, которое он позволил себе, о своей к нему доверенности, которая так жестоко была обманута, о бесчестии, которое он нанес всему семейству»[738]. Семья Елизаветы Васильевны потребовала от Надеждина прервать все связи с возлюбленной. С тех пор в течение почти полутора лет учителю и его бывшей воспитаннице пришлось тщательно скрывать собственные отношения и искать пути выхода из затруднительной ситуации.
Перед Надеждиным возникла проблема: каким образом ему, поповичу, вступить в брак с дочерью знатного московского дворянина? Судя по имеющимся в нашем распоряжении данным, он выбирал между тремя возможными сценариями. Он мог, во-первых, поступить на государственную службу и обрести более высокое положение, которое сделало бы его женихом, достойным Сухово-Кобылиных, во-вторых, увезти возлюбленную и тайно с ней обвенчаться в надежде на скорое прощение родителей, в-третьих, воздержаться от каких бы то ни было действий и рассчитывать на снисхождение Сухово-Кобылиных, которые могли со временем смягчиться при виде душевных страданий дочери. Надеждин попытался последовательно пойти по каждому из путей.
Предлагаемая вашему вниманию книга – сборник историй, шуток, анекдотов, авторами и героями которых стали знаменитые писатели и поэты от древних времен до наших дней. Составители не претендуют, что собрали все истории. Это решительно невозможно – их больше, чем бумаги, на которой их можно было бы издать. Не смеем мы утверждать и то, что все, что собрано здесь – правда или произошло именно так, как об этом рассказано. Многие истории и анекдоты «с бородой» читатель наверняка слышал или читал в других вариациях и даже с другими героями.
Книга посвящена изучению словесности в школе и основана на личном педагогическом опыте автора. В ней представлены наблюдения и размышления о том, как дети читают стихи и прозу, конкретные методические разработки, рассказы о реальных уроках и о том, как можно заниматься с детьми литературой во внеурочное время. Один раздел посвящен тому, как учить школьников создавать собственные тексты. Издание адресовано прежде всего учителям русского языка и литературы и студентам педагогических вузов, но может быть интересно также родителям школьников и всем любителям словесности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.
Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.
Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга французского исследователя посвящена взаимоотношениям человека и собаки. По мнению автора, собака — животное уникальное, ее изучение зачастую может дать гораздо больше знаний о человеке, нежели научные изыскания в области дисциплин сугубо гуманитарных. Автор проблематизирует целый ряд вопросов, ответы на которые привычно кажутся само собой разумеющимися: особенности эволюционного происхождения вида, стратегии одомашнивания и/или самостоятельная адаптация собаки к условиям жизни в одной нише с человеком и т. д.
В своем последнем бестселлере Норберт Элиас на глазах завороженных читателей превращает фундаментальную науку в высокое искусство. Классик немецкой социологии изображает Моцарта не только музыкальным гением, но и человеком, вовлеченным в социальное взаимодействие в эпоху драматических перемен, причем человеком отнюдь не самым успешным. Элиас приземляет расхожие представления о творческом таланте Моцарта и показывает его с неожиданной стороны — как композитора, стремившегося контролировать свои страсти и занять достойное место в профессиональной иерархии.
Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии.
Книга посвящена истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века: времени конкуренции двора, масонских лож и литературы за монополию на «символические образы чувств», которые образованный и европеизированный русский человек должен был воспроизводить в своем внутреннем обиходе. В фокусе исследования – история любви и смерти Андрея Ивановича Тургенева (1781–1803), автора исповедального дневника, одаренного поэта, своего рода «пилотного экземпляра» человека романтической эпохи, не сумевшего привести свою жизнь и свою личность в соответствие с образцами, на которых он был воспитан.