Чаадаевское дело. Идеология, риторика и государственная власть в николаевской России - [81]

Шрифт
Интервал

В начале 1835 г. Надеждин задумал ехать в Петербург в поисках нового служебного места (об этом мы писали в главе 6). Перед самым отъездом, 14 марта 1835 г., издатель «Телескопа» окончательно оставил дом Сухово-Кобылиных. Поездка в Петербург особых результатов, кроме увольнения от университетской должности, ему не принесла. Единственным положительным итогом вояжа стало знакомство Надеждина с писателем и чиновником Д. М. Княжевичем, пригласившим журналиста в заграничное путешествие. Планы Надеждина в тот момент отличались неопределенностью: он размышлял, следует ли ему отправиться в Европу в одиночестве или же взять с собой возлюбленную, увезя ее из родительского дома. Надеждин и Елизавета Васильевна обсуждали эту возможность, однако весной 1835 г. совместной поездке воспротивилась сама Сухово-Кобылина. Она «советовала Надеждину одному ехать за-границу», но «не отвергала и его проекта», сознаваясь, «что ей трудно огорчить побегом родителей»[739]. Увоз был отложен до возвращения Надеждина, после чего они планировали тайно вступить в брак: «сделавшись его женой», она «подпишет формальный акт, которым отречется навсегда за себя и за детей своих от всех прав на наследство отца и матери»[740]. Отъезд Надеждина задерживался, поскольку Николай I распорядился временно не выпускать подданных из страны. Журналист воспринял новое препятствие как указание «судьбы» на необходимость добиваться Елизаветы Васильевны. 10 мая Надеждин формально просил руки возлюбленной и ожидаемо получил отказ. Сухово-Кобылина заболела нервным расстройством, и на этом фоне журналист 8 июня 1835 г.[741] все-таки выехал в Петербург, чтобы затем проследовать в Германию, Францию, Швейцарию и Италию[742].

После возвращения Надеждина в Москву в самом конце 1835 г. влюбленные, казалось, вновь обрели надежду на воссоединение. Елизавета Васильевна активно побуждала издателя «Телескопа» наконец увезти ее. Она писала Надеждину 6 января 1836 г.:

Куда ты меня повезешь – все в маленьких санках увезти из Воскресенского менее заметно. Лихая лошадь и кончено. Я ничего не боюсь – с тобой и – знаешь что я просила – не забудь. – Кажется почему можно узнать что ты именно в такой-то час ждешь меня. Я по вечерам часто хожу к няни. ‹…› Мне тяжело быть розно с тобой; но Христос с тобой – если нещастная судьба не позволит еще нам соединиться[743].

Надеждина же перспектива побега начала пугать – помимо очевидной проблемы, связанной с неустойчивым финансовым положением журналиста и неясными перспективами совместной жизни, оставались и технические сложности: родные тщательно оберегали Сухово-Кобылину от любых контактов с Надеждиным, за ней следили домашние слуги и Морошкин[744]. Еще 7 ноября 1835 г. журналист писал С. Т. Аксакову: «Что касается до насильственных мер – не годятся!.. Кровью подписываю я это ужасное решение, но что же делать?.. Страшуся не за себя… Я – так бы уже и был… Но!..»[745] Надеждин рассчитывал, что его любовная коллизия разрешится сама собой, и отказывался предпринимать решительные шаги[746].

Похищение было отложено до весны 1836 г.[747], однако это не привело к какому-либо положительному результату. Более того, ситуация усугублялась. С одной стороны, стал нарастать конфликт между Надеждиным и родственниками Елизаветы Васильевны (в том числе и братом Александром), которые, по свидетельству Сухово-Кобылиной, грозили издателю «Телескопа» физической расправой[748]. С другой – Елизавете Васильевне предстояло активно появляться в московском свете, что вызывало ревность Надеждина. Кроме того, в марте произошел скандал, свидетельствовавший, что Надеждин рассматривал свое издание как эффективный ресурс для давления на родственников возлюбленной. В 4-м номере «Телескопа» была напечатана повесть П. Н. Кудрявцева «Катинька Пылаева, моя будущая жена»[749]. Согласно сюжету произведения, молодой герой с красноречивым именем – Николай Иванович – переезжает на новую квартиру, где завязывается его общение с 15-летней дочерью хозяйки Катинькой. Их взаимная склонность укрепляется благодаря общему интересу к книгам, и Николай Иванович влюбляется в героиню. Он вынужден принять вызов на дуэль, присланный от улана Жеребчикова, увлекшегося Катинькой на одном из вечеров, но потерпевшего неудачу и решившего поквитаться со своим более успешным соперником. Дуэль удалось предотвратить, однако слухи о ней достигли Катиньки, тревога которой выдала ее чувства к Николаю Ивановичу. Дело шло к свадьбе, произошел обмен кольцами, однако внезапно намерения матери невесты резко изменились: речь зашла о финансовом положении жениха. Оказалось, что мелкий чиновник Николай Иванович в год имел 500 рублей жалованья и еще 500 рублей в виде пансиона готова была выплачивать ему мать. Между тем за Катинькой давали 25 тысяч рублей. Столь явная разница в доходах жениха и невесты привела к разрыву. Николай Иванович выехал из дома, но надежд на воссоединение с Катинькой не потерял. Ему оставалось лишь копить деньги на свадьбу.

При всем несоответствии двух ситуаций – жизненной и литературной – повесть была полна намеков, позволявших истолковать ее в биографическом ключе. Подобно Надеждину и Сухово-Кобылиной, герои жили в одном доме, увлеклись друг другом благодаря совместному чтению, обменялись кольцами, перестали видеться по требованию родителей невесты, не удовлетворенных экономическим и социальным статусом жениха, но продолжали любить друг друга. Даже эпизод с дуэлью вписывался в очерченную рамку, поскольку А. В. Сухово-Кобылин грозился вызвать издателя «Телескопа» на поединок. Наконец самой шокирующей деталью служило, разумеется, полное совпадение имен – Надеждина и главного героя «Катиньки Пылаевой». Трудно судить, существовала ли какая-либо предварительная договоренность между молодым студентом Московской духовной семинарии (а в будущем – известным писателем и медиевистом, учеником Т. Н. Грановского) Кудрявцевым и Надеждиным, однако едва ли стоит удивляться, что родственники Елизаветы Васильевны сочли повесть направленным против них публичным пасквилем. Они решили, что сочинителем был сам издатель «Телескопа», поскольку в публикации фамилия автора не называлась, стояли лишь инициалы – А. Н. и год создания текста – 1835-й. Возлюбленная и ее родители прямо обвиняли журналиста в причастности к созданию «Катиньки Пылаевой». Елизавета Васильевна писала Надеждину: «Я не читала твоей Катиньки, но слышала – гадость, говорят ужасная. Не стыдно тебе


Рекомендуем почитать
Племянница словаря. Писатели о писательстве

Предлагаемая вашему вниманию книга – сборник историй, шуток, анекдотов, авторами и героями которых стали знаменитые писатели и поэты от древних времен до наших дней. Составители не претендуют, что собрали все истории. Это решительно невозможно – их больше, чем бумаги, на которой их можно было бы издать. Не смеем мы утверждать и то, что все, что собрано здесь – правда или произошло именно так, как об этом рассказано. Многие истории и анекдоты «с бородой» читатель наверняка слышал или читал в других вариациях и даже с другими героями.


Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка

Книга посвящена изучению словесности в школе и основана на личном педагогическом опыте автора. В ней представлены наблюдения и размышления о том, как дети читают стихи и прозу, конкретные методические разработки, рассказы о реальных уроках и о том, как можно заниматься с детьми литературой во внеурочное время. Один раздел посвящен тому, как учить школьников создавать собственные тексты. Издание адресовано прежде всего учителям русского языка и литературы и студентам педагогических вузов, но может быть интересно также родителям школьников и всем любителям словесности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Сожжение книг. История уничтожения письменных знаний от античности до наших дней

На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.


Расшифрованный Достоевский. «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы»

Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.


Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века

Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.


Загадки русского Заполярья

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Люди и собаки

Книга французского исследователя посвящена взаимоотношениям человека и собаки. По мнению автора, собака — животное уникальное, ее изучение зачастую может дать гораздо больше знаний о человеке, нежели научные изыскания в области дисциплин сугубо гуманитарных. Автор проблематизирует целый ряд вопросов, ответы на которые привычно кажутся само собой разумеющимися: особенности эволюционного происхождения вида, стратегии одомашнивания и/или самостоятельная адаптация собаки к условиям жизни в одной нише с человеком и т. д.


Моцарт. К социологии одного гения

В своем последнем бестселлере Норберт Элиас на глазах завороженных читателей превращает фундаментальную науку в высокое искусство. Классик немецкой социологии изображает Моцарта не только музыкальным гением, но и человеком, вовлеченным в социальное взаимодействие в эпоху драматических перемен, причем человеком отнюдь не самым успешным. Элиас приземляет расхожие представления о творческом таланте Моцарта и показывает его с неожиданной стороны — как композитора, стремившегося контролировать свои страсти и занять достойное место в профессиональной иерархии.


«Особый путь»: от идеологии к методу

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии.


Появление героя

Книга посвящена истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века: времени конкуренции двора, масонских лож и литературы за монополию на «символические образы чувств», которые образованный и европеизированный русский человек должен был воспроизводить в своем внутреннем обиходе. В фокусе исследования – история любви и смерти Андрея Ивановича Тургенева (1781–1803), автора исповедального дневника, одаренного поэта, своего рода «пилотного экземпляра» человека романтической эпохи, не сумевшего привести свою жизнь и свою личность в соответствие с образцами, на которых он был воспитан.