Ч. З. Р. Т. - [4]

— Дальше можно не читать, — перебил Куманцов. — Пусть московский разумник пораскинет мозгами. Мы‑то уж сломали головы, а вопросов все одно больше, чем ответов. Если Сомова сбил проезжающий экипаж, то зачем труп усадили на облучок? Куда подевалась одежда этого безумца? Кто стоит за этим преступлением? И что означают буквы на газетной странице?

— Мне‑то откуда знать?! — лениво откликнулся Волгин, выныривая из тревожных снов. — А буквы эти — обычная белиберда. Сомов был больной на всю голову. Начнете искать в них смысл, сами умом тронетесь.

Статский советник отмахнулся от пьяного помощника и набросился на помощника трезвого.

— А ты отправил в Москву описание газеты?

— Лучше, — улыбнулся следователь. — Я послал господину Мармеладову саму газету.

— Вещественными доказательствами разбрасываешься? Она же приобщена к делу! А если этот сыщик, будь он неладен, сожжет конверт в камине, не распечатывая? Что я тогда скажу министру?

— Ой, да вам и так сказать нечего, — хмыкнул Лаптев, но увидев багровеющее лицо начальника, поспешил успокоить. — Не волнуйтесь, вещественное доказательство осталось у нас. Вот, глядите!

Он выдернул из папки сложенную вчетверо газетную страницу.

— Но я купил тот же самый номер «Петербургского листка», скопировал надпись, сделанную Сомовым, и вложил в конверт.

— А, это ты ловко придумал, — Куманцов развернул газету и скорчил брезгливую гримасу. — Не понимаю я людей, которые выписывают «Листок» для домашнего чтения. Этой дешевке место в распивочных, где дворники и приказчики из мелких лавчонок с азартом обсуждают сплетни. Вот там эти, с позволения сказать, городские новости идут на ура.

Он уже раз десять или двенадцать перечитал треклятую страницу, желая разобраться: что стоит за размашистой надписью «Ч. З. Р. Т.». Но подсказки не встретились. Тут всего‑то шесть заметок и все — весьма сомнительного толка. Открывает полосу отчет о годовом собрании Общества охранения здоровья женщин. Неужели и такое есть? Впрочем, ничего удивительного, в столице сейчас не продохнуть от различных обществ и комитетов. Может быть, Сомов усмотрел намек на заговор в этих строчках?

«Здесь собралось много представительниц прекрасного пола, но, к величайшему сожалению, почти все они были в корсетах, с тонкими перетянутыми талиями… Общество ведет упорную борьбу с этим злейшим врагом рода человеческого, но… убедить женщину путем разумных объяснений во вреде корсета, очевидно, нет возможности».

Взгляд статского советника скользнул вниз и завяз в обширном фельетоне о зубных докторах.

«В некоторых домах на Невском проспекте дантисты живут чуть ли не дюжинами. В каждом этаже по два, а то и больше. „Неужели на всех хватает клиентов?“ — как‑то задал я вопрос одному из них. „Как видите“, — последовал ответ. Плохие зубы и лысина — вот две вещи, неразлучные с цивилизацией. Однако в Петербурге дантистом может сделаться каждый, имеющий в своем распоряжении небольшую сумму и развязность…»

Справа через всю страницу протянулась колонка с короткими сообщениями.

«Городская управа закончила разборку вопроса о налоге на кошек. Она не признает его целесообразным. Во‑первых, потому, что при введении налога явится необходимость вторгаться в квартиры обывателей, а во‑вторых, начнется истребление этих животных, вследствие чего размножатся крысы и мыши».

— Какой идиот мог всерьез предложить налог на кошек? — прежде этот вопрос не приходил в голову Куманцову, а тут возник сам собой. — И каким идиотом нужно быть, чтобы всерьез обсуждать этот налог на заседании городской управы?!

— А идея‑то недурна, — откликнулся Лаптев. — В городе несметные тысячи мурок. Истребуют за каждую по рублю в год, уже для казны выйдет огромная выгода.

— Так ведь никто добром и копейки не отдаст, — встрял Волгин, вновь вынырнувший из похмельной дремы. — Вот моя соседка, положим, редкостная дрянь. Держит двух котов, они дерутся беспрестанно и вопят благим матом. Уже добром просил, арестом грозил — все нипочем. Такая выжига налог платить не станет.

— Тогда полицию пришлют, чтобы силой истребовать!

— Эх, Лапоть… Ну, допустим, пришлют тебя. Постучишься — бабка не откроет. В замочную скважину мундир твой разглядит и не откроет. Ты что же, и вправду дверь ломать станешь? Из‑за двух рублей?

— Нет, конечно. Вовсе не из‑за денег. А потому что закон требует уплаты податей. Я же обязан закон защищать…

— То есть что же, и впрямь дверь высадишь? — изумился Волгин.

— А то!

— Значит, это к лучшему, что от налога отказались.

— Ты что же, не согласен со мной? — насупился Лаптев. — По‑твоему, надо простить соседку и прочих любительниц кошек? Но ведь они своими недоплатами государству вредят!

— Я с другим не согласен. Чтобы меня заставляли вытрясаться медяки у старух. Будто нам больше делать нечего, — чиновник по особым поручениям доковылял до окна, открывать не стал, но с видимым удовольствием прислонился лбом к прохладному стеклу. — Мы убийц должны ловить. Верно я излагаю, Ваше высокородие?

Куманцов даже бровью не шевельнул. Он редко прислушивался к разговорам подчиненных, а сейчас и вовсе отрешился от всего, штудируя газетную страницу. В колонке, помимо упомянутых, напечатаны еще две заметки. Обе про художников, но разного толка.