Цейтнот - [6]

«Пусть жена отводит, — вмешался воображаемый оппонент. — Она не работает. А что? Подумаешь…»

На этот довод Фуад не нашел верного, исчерпывающего ответа. Как он мог объяснить гипотетическому собеседнику, что Румийя никогда не станет провожать Первиза и Джейхуна в школу и из школы? «Я и без того недосыпаю, встаю в семь, готовлю завтрак для твоих детей, кормлю их, пою, одеваю, собираю… Этого, видите ли, мало — я должна еще отводить их в школу?! Хорошенькое дело! А для чего тогда машина? Только для того, чтобы возить туда-сюда ваше величество? Имей в виду, Фуад, если тебя что-то смущает в данном вопросе, есть какие-то сложности, я скажу папе, и он каждое утро будет присылать свою машину», — так бы ответила Румийя. То же самое сказал бы и Шовкю, и Бильгейс-ханум. Будь Бильгейс-ханум жива, она сказала бы именно так.

Существовала и другая причина его недовольства поездками детей в школу на служебной машине, но эту причину Фуад никогда никому не мог бы сказать. Поездки Первиза и Джейхуна в школу на машине напоминали ему кое-что из его детства. Большая часть человечества, как известно, вспоминает детство с чувством эдакой легкой, приятной грусти. Фуад же ненавидел свое детство. Всякий фрагмент из той поры его жизни, когда таковой вдруг возникал в его памяти, пробуждал в нем лишь горечь, досаду, раздражение.

В те времена было не так уж много родителей, имевших персональные машины. А владельцев личных автомашин вообще, можно сказать, не было; во всяком случае, в школе, где учился Фуад, таковые отсутствовали. Родители же, имеющие служебные машины, хоть изредка, но встречались. Сын одного из таких людей оказался в одном классе с Фуадом. Больше того, они сидели за одной партой. Только что закончилась война. Отец этого мальчика занимал высокий пост в каком-то министерстве. У него была машина марки «БМВ». Память Фуада не сохранила ни имени мальчика (Рамиз? Рашид? Расим?), ни черт его лица. Одно лишь он помнил: у Рамиза-Рашида-Расима были кудрявые волосы. Мелкие такие кудряшки, как у баранчика. Рамиз-Рашид-Расим пришел к ним в первый класс с опозданием на две недели. Была середина сентября, занятия в школе давно начались. Первоклассники прошли уже несколько букв. Правда, Фуад еще за полгода до школы знал весь алфавит и даже мог читать по складам. Считал до ста. Опоздавший новичок тоже, оказалось, знает все буквы. И считать умел. Правда, вместо «шесть» говорил «шест», но счет знал и после ста. Опоздал на две недели, однако ничего не потерял. Не отстал от других.

Почему-то его посадили за парту рядом с Фуадом. Сейчас-то Фуад понимает, почему мальчика посадили именно с ним, точнее, почему это место две недели сохраняли для Рамиза-Рашида-Расима. Отец Фуада — Курбан-муаллим — работал учителем в этой же школе. Тогда он еще не был директором. Директором Курбан-муаллим стал через год, когда Фуад учился во втором классе. Курбан-муаллим вернулся с фронта за месяц до окончания войны. Грудь в медалях, и даже два ордена было на ней. Но одну ногу он оставил там, на чужбине, — в последние недели войны. В то время учителя в школе не только побаивались строгого, сурового Курбана-муаллима, но и уважали. Да еще как! Он был для всех авторитетом. Заслуженный фронтовик! Случалось, его именем даже клялись. В то время было еще так, — отношение к нему изменилось потом.

С первых же дней в школе и к Фуаду отнеслись по-особенному — из-за отца. Их учительница Мина-муаллима посадила его за первую парту перед своим столом. Одного. Пока одного. Второе место рядом с ним оставалось свободным. Очевидно, в школе — директор, учителя — знали, что Рамиз-Рашид-Расим задерживается. Короче, в середине сентября он пожаловал и сел рядом с Фуадом. Они были сверстниками, но Фуад был ниже его на целую голову.

В первый же день выяснилось, что он, Фуад, не испытывает особых симпатий к своему соседу по парте. На то было несколько причин, а точнее — три. Первая: Рамиз-Рашид-Расим оказался самым рослым в классе. Вторая: на руке у него красовались золотые часы. И, наконец, третья…

Третье обстоятельство, из-за которого Фуад не мог принять новичка, обнаружилось после окончания уроков. Ребята вышли на улицу вместе. Перед школой стояла машина марки «БМВ». Рамиз-Рашид-Расим подошел к машине, сел рядом с шофером и укатил. Ни с кем даже не попрощался. Может, потому, что ни с кем еще не был хорошо знаком?

На следующий день Фуад пришел в школу пораньше. Встал в вестибюле за высокими стеклянными дверями, начал наблюдать за улицей. Минут за пять до звонка перед школой остановилась машина марки «БМВ», из которой вышел Рамиз-Рашид-Расим.

Когда они учились в третьем классе, Рамиз-Рашид-Расим вдруг перестал посещать их школу. Фуад до сих пор не знает: то ли родители перевели его в другую школу, то ли семья вообще уехала из Баку? С того дня он ни разу нигде не встречал своего соседа по парте. Правда, кто знает, может, потом, взрослыми, они и встречались где-нибудь, даже вновь познакомились — так, шапочно, мимоходом? Сколько подобных знакомств было у него за эти годы! Не узнали друг друга. Вполне возможно. Впрочем, Фуад не мог бы точно поручиться, что такая встреча имела место. Хотя и отрицать подобную вероятность не мог. Фамилии Рамиза-Рашида-Расима он не помнил. Может, Курбан-киши помнит? Вряд ли. Сотни учеников прошли через жизнь Курбана-муаллима более чем за три десятка лет. Может, он помнит его отца? Много ли было в те годы в их школе родителей с «БМВ»?