Цесаревич Вася - [41]

Каптенармус почему-то побледнел и судорожно проглотил непрожёванное:

— Зачем аппетиту желать? Не надо желать, если я уже пообедал.

Зауряд-прапорщик указал на Красного:

— Выдавай всё потребное, но если будет сидеть хуже, чем от Исаака Наумыча, то господа офицеры тебя не поймут. Все проблемы в жизни, друг мой Сёма, происходят от непонимания.

— Разве можно сравнивать изделия полковой швальни с произведениями искусства от Альтшуллера? Глеб Егорович, побойся бога! Исаак Наумович Чехову шил, графу Толстому шил, генералу Алексею Николаевичу Романову шьёт!

— А ты, Сеня, постарайся, а сравнивать другие люди будут, — зловеще пообещал зауряд-прапорщик. — И пошевеливайся!

Каптенармус осмотрел Василия с головы до ног, опытным взглядом снимая мерку без всяких приспособлений, и скрылся где-то среди стеллажей. Минут пять там возился, и вернулся с несколькими пакетами из вощёной бумаги.

— Извольте примерить, ваше благородие. Вот здесь парадная, здесь повседневная, а туточки полевая. Шинелку вот там повесьте, у нас не гимназия, у нас не украдут.

Василий повесил гимназическую фуражку на крючок и расстегнул шинель. Зауряд-прапорщик вдруг подобрался, смущённо кашлянул, и с какой-то странной интонацией произнёс:

— Извините за благородие, господин подпоручик.

— Так я вроде с вами под пулями не ползал?

— Я смотрю, и без нас обошлись.

А каптенармус вдруг звонко хлопнул себя по лбу ладонью:

— Совсем старый стал, сослепу не с той полки взял! — схватил пакет с парадным мундиром и опять скрылся среди стеллажей.

— Сёмка, про обувку не забудь! — крикнул ему вдогонку Глеб Егорович, и добавил почти шёпотом, обращаясь к Василию. — Я ведь грешным делом подумал, что опять какого-нибудь фертика для гвардейской отметки в послужном списке прислали.

— А что, и такие бывают? — фальшиво удивился Вася, как раз присланным фертиком себя и чувствующий.

— Сейчас всё меньше, а перед той войной чуть не каждый второй их офицеров. А как порохом запахло, так и пропали куда-то. Не поверите, прапорщики ротами командовали.

— А вот и мы! — Семён появился в обнимку с манекеном, облачённым в парадный лейб-егерский мундир. — Точно ваш размерчик, господин подпоручик. Осталось только звёздочки на погоны приладить.

— Это ты молодец, — одобрил зауряд-прапорщик, но тут же рявкнул. — Обувка где, храппаидол?

— Так вот! — каптенармус выложил на доску, что служила ему подобием прилавка, несколько пар обуви. — Сапоги хромовые, сапоги яловые, сапоги юфтевые, ботинки прыжковые, штиблеты лаковые парадные вне строя… Семён Тимошенко дело туго знает!

— Добре, — кивнул Глеб Егорович, и пояснил Красному. — Ежели перед барышнями форсить, то на заказ шитые красивше будут, но в дело ходить, так лучше со склада. И крепче, и не жалко. Сейчас мы пойдём оружие под вас подберём, а Сёма распорядится всё погладить, подшить, да на сапоги блеск навести. Сделаешь, Семён?

— А как же! Нешто Семён Тимошенко дела не знает? — даже обиделся каптенармус. — За полчаса управимся.

В оружейке их встретили не в пример вежливее и доброжелательнее. Наверное потому, что Василий не стал надевать шинель, а просто набросил её на плечи, и ордена были видны издалека. Седой фельдфебель лишь уточнил, винтовки какой системы господин подпоручик предпочитает в это время года.

— А что, есть выбор между берданкой и мосинкой? — пошутил Красный.

— Берданка для вас тяжеловата будет, а так да, бывает и их берут. Ежели в Туркестане доведётся работать, так с трофейными боеприпасами проблем не будет.

— Я вроде в Туркестан не собираюсь.

— Да кто же егерскую судьбу наперёд знает? — философски заметил фельдфебель. — У нас ведь как — сегодня в Гатчине кофий с эклерами, а завтра в Париже ихние марципаны пробуем. Жизнь, она штука сложная. Самозарядку Токарева возьмёте?

— Возьму.

— Это правильно, — одобрил выбор Глеб Егорович. — Магазинки в нашем деле куда как сподручнее, а ежели в хорошей оптикой… Александр Яковлевич, у тебя есть хорошая оптика для господина подпоручика?

— А что же ей не быть-то? У нас, слава богу, не Греция какая, у нас всё есть.

— Цейсовская? — спросил Василий.

— Обижаете, господин подпоручик, — усмехнулся в седые усы фельдфебель, и положил на стол деревянную коробочку. — Фабрики Дмитрия Ивановича Менделеева, просветлённая, с эфирной подсветкой, обеспечивающей возможность ночного прицеливания. Цейс супротив Дмитрия Ивановича — насекомое существо.

— Хороший прицел, — подтвердил Глеб Егорович. — Я через него с восьмисот метров у покойного Якова Шиффа каждую морщинку на лбу видел.

— А зачем вы разглядывали покойника?

— Да сначала-то он живой был.

— И вот эту новинку могу рекомендовать, — Александр Яковлевич достал с полки коробочку с маркировкой «ГВК-М». — Третьего дня только привезли. На вашей винтовочке уже и резьба под него нарезана.

— Глушитель? — догадался Вася. — Быстро освоили, я думал дольше провозятся.

— Подождите, — оружейник перевёл взгляд на маркировку. — Глушитель выстрела… а что означают другие буквы?

— Глушитель Василия Красного модернизированный, — не стал скромничать Вася.

— Вот оно что! Тогда и на пистолеты их поставим. Вы какие предпочитаете?