Церковь и политический идеал - [265]

Но на пути достижения этого обязательного условия встает препятствие в виде принципа, который ни один либеральный исследователь не позволит поставить под сомнение: религиозный индифферентизм будущего общества, или, иначе выражаясь, его светский характер. Можно верить во что угодно и в кого угодно, лишь бы это не противоречило принципам демократизма, не вредило другим и не нарушало действующий закон. Это право, субъективное право каждой личности, и оно «свято».

Поскольку же верить можно лишь во чтото конкретное, то и содержание «своей» веры каждый определяет самостоятельно. Безусловно, между тем, что попытки отделить содержание «индивидуального вероисповедания» от нравственного начала, полагаемого в основу общегуманитарных ценностей, изначально обречены на провал, иначе и быть не может. Казалось бы, в чем беда, так ли уж это важно? Но ведь нравственное начало дает в первую очередь понятие о добре и зле, предлагает критерии для оценки как собственного поведения, так и поступков других лиц. Счастливым и бесконфликтным будущее общество может стать лишь в том случае, когда подавляющее большинство (как минимум) будущих индивидов действительно признает принципы его организации и практическую деятельность справедливыми. Но как добиться достижения этого условия, если каждый самостоятельно определяет, что следует понимать под терминами «счастье», «правда», «зло», «добро», «свобода»?

Сплоченность либеральствующих мыслителей возможна главным образом только против чегото, но не для чегото. Содержание последнего остается зачастую подернутым дымкой неизвестности и противоречивости. История демонстрирует относительную сплоченность представителей философии гуманизма против общего врага и совершеннейшую разобщенность в те минуты, когда им была предоставлена возможность действовать позитивно. Примеры тому: Временное правительство в России 1917 г., Веймарская республика, демократически выбранные органы государственной власти в России конца 80‑х – начале 90‑х гг. прошлого века, и т.д.

Сплачивая всех своих сторонников в деле «преодоления прошлого», противостояния религиозному началу как охранительному, консервативному элементу общественной жизни во имя «свободы совести», либерализм на удивление оказывается бесплоден в части формирования единых этических представлений и в том числе выбора наиболее насущных практических мероприятий. Весь его стремительный и мощный порыв иссякает по мере достижения искомого результата – торжества светского сознания над религиозным. Он может отрицать и разрушать, но он не способен чтолибо создать. Сама психология прогрессистагуманиста есть отрицательная, не расположенная к какимлибо традициям, никогда не удовлетворяющаяся достигнутым результатом и полагающая, что заслуживает «лучшего» и «большего». Не сложно понять, что создать при таком настроении умов нечто качественно новое крайне трудно, если вообще возможно. Видимо, сторонники гуманизма и прогрессизма полагают, что жизнь сама все расставит по своим местам. Насколько обоснованны их прогнозы, мы увидим ниже.

Характерным примером подобного мышления являются следующие рассуждения современного немецкого исследователя П. Курца. Благо людей, считает он, есть лишь совокупность удовольствий и жизненных благ (вот где в полной мере проявляется высота помыслов и торжество духа!), поэтому высшим этическим идеалом гуманизма являются потребности и интересы человека, достижение человеческого счастья и улучшение жизни «здесь и теперь»[939].

Этика, по его мнению, составляет центральное место гуманизма и представляет собой множество этических высказываний. В отличие от этики христианской или вообще религиозной «современная» этика характеризуется следующими признаками. Она: 1) автономна; 2) устанавливает моральность человека, которая развивается при соответствующих социальных условиях; 3) предполагает утилитаризм как критерий оценки на основе достигаемых человечеством благ; 4) устанавливает правило, согласно которому человеческие поступки всегда зависят от конкретной ситуации, хотя и должны быть объяснены с точки зрения этики; 5) универсальна, и этот признак проявляется по мере развития человеческого общества, хотя переход человечества в качественно новую стадию своего развития должен привести к разработке новой системы этики, более универсальной по своему содержанию и стирающей национальные, культурные, религиозные и иные различия, и т.д.[940]

Но практическое применение принципов подобной утилитарной этики чревато серьезными последствиями. Нетрудно заметить, что предложенные средства не решают проблемы обоснования новой единой нравственности. Новая этика подвержена утилитарной оценке и проверке, что ниспровергает ее абсолютный характер: где присутствует личная выгода, там не может быть действия без интереса, не приносящего ничего «полезного» конкретному индивиду.

Оправдать собственное поведение? Помилуйте, нет ничего легче! Нужно лишь доказать, что оно преследовало цель удовлетворения личных интересов и получения блага. Оно не нравится вам? Но мнето что до этого! Конкретный запрет не был нарушен, закон не воспрещает вести себя подобным образом, поэтому никакие претензии приняты быть во внимание не могут. Впрочем, это только одна из вариаций на заданную тему. Ссылка на «социальную среду» дает возможность оправдать любой неблаговидный поступок. Например, можно утверждать, что виноват в дурном поступке не человек, а общество или «среда», в условиях которой он сформировался как личность. При таком подходе поднимает голову качественно иная идея, в частности, «сильного человека», ниспровергающего «старые представления»: ведь ктото должен предлагать «новую» мораль при изменяющихся социальных условиях. Одним словом, большего анархизма в сфере морали предложить, кажется, невозможно.