Церковь и политический идеал - [264]

II

Будучи неразрывно связанным с идеей прогресса, учение о будущем безгосударственном обществе принимает на себя все негативные свойства, присущие ей, а в первую очередь – ее отрицательный характер. Прогрессизм принципиально отрицателен по отношению к истории. Ценность прошлого заключается для него лишь в том, что именно за его счет созданы условия последующего поступательного развивающего движения вперед, не более того. Дело представляется таким образом, будто только какоето одно по счету поколение людей будет существовать в условиях совершенного строя, все остальные жили несовершенно, в состоянии, полном противоречий и несправедливостей. По этой причине они не представляют ценности сами по себе и служат лишь орудием и средством для грядущего.

Эту особенность идеи прогресса очень точно отмечал русский философ Н.В. Болдырев (1882—1929). «Представление (об утопической. – А.В.) действительности, – писал он, – принципиально отличается от действительности исторической в собственном смысле, потому что одна, являясь носителем всего добра, всей полноты нравственного смысла, противостоит другой как… несовершенной стихии. Действительность историческая и действительность идеала разнокачественны, несовместимы, одна стремится вытолкнуть другую, от нее отделиться… Чтобы совместить эти несовместимые начала, нужно одно из них объявить неполной, ненастоящей действительностью»[936]. Такой «ненастоящей действительностью» и объявляется история.

На каждом последующем витке своего «развития» прогресс отрицает предыдущее. Невысказанное разочарование сквозит во всем этом: нам обещали, что «рай» будет уже «вчера», но он не наступил. Или, напротив, предложенные идеи претворены в жизнь, но «новое» общество столь же несправедливо, как и «вчерашнее», порядок опять бьет свободу. В чем причина? Выясняется, что не все принципы, полагаемые ранее в основу теоретических конструкций, оправдали себя. Значит, надобно менять их, отказываясь в пользу более логичных, наиболее «современных». В мягкой редакции это означает, что принципы «уточняются», но, как правило, они просто отрицаются. Либерализм не может принять религиозные начала, социализм – политические ценности, полагая им взамен идею социальной справедливости. Индустриализм противопоставляет себя органическим культурам, но постиндустриализм готов свалить все беды современной эпохи на недостатки капитализма, обвинив его в тоталитаризме и технократизме[937]. Какая судьба ждет новое учение? Сказать трудно, если учесть, что каждому следующему поколению предлагается «безвозвратно порвать с прошлым», «уйти от привычных ранее способов думать, мыслить, чувствовать» (термины Тоффлера).

Поскольку заявленное в качестве идеала будущее безгосударственное общество социальной справедливости органически связано с идеей свободной личности, любое условие, если и не препятствующее, но, по крайней мере, допускающее хоть какуюто угрозу в ее адрес, объявляется «реакционным», «консервативным». Поэтому любая историческая действительность, любая национальная жизнь сразу же становятся объектом жесткой критики со стороны представителей либерализма. Национальность как индивидуальный признак, сформированный в рамках конкретного вероисповедания, при условии, что их носитель не желает расстаться с определенными личностными качествами, признается отрицательной, препятствующей идеям прогресса, свободы, равенства.

Но отрицается всегда нечто положительное, т.е. бывшее или существующее, а предлагается то, что еще никто не видел и практической ценности чего еще не определить при всем желании. Отрицая историческую действительность, либерализм ничего не предлагает взамен конкретного, долговечного и тем более апробированного опытом. «Все созидающее, все охраняющее то, что раз создано историей народа, имеет характер более или менее обособляющий, отличительный, противополагающий одну нацию другим… Все либеральное – бесцветно, общеразрушительно, бессодержательно в том смысле, что оно одинаково возможно везде… Либерализм везде одинаково враждебен тем историческим началам, в дисциплине которых вырос тот или другой народ. Либерализм есть отрицание всякой крайности, даже и самой высокой, всякого стеснения, всякого стиля. Он везде один, везде одинаково отрицателен», – справедливо писал великий русский мыслитель К.Н. Леонтьев (1831—1891)[938].

Самое печальное (для либерализма), что данный признак – отрицательность присущ ему по его природе и вовсе не является случайным недоразумением, которое можно легко устранить. Достижение состояния полного торжества «общечеловеческих ценностей» возможно только в том случае, когда эти принципы понимаются одинаково и имеют для всех лиц тождественное содержание. Если принципы гуманизма есть благо, ради которого стоило переделывать мир, то и принимать это благо все должны одинаково.

Более того, либеральногуманистические начала должны быть равно понятными и нравственно принятыми не только будущим поколением, но и прошедшими, т.е. должны носить характер Абсолюта. В противном случае ни о какой идее прогресса и историческом развитии рассуждать не приходится: нелепо говорить о преемственности, если одно поколение верит в одни идеалы, а уже следующее – в другие, диаметрально противоположные. Как минимум те ценности, которые передаются нами потомкам, должны быть ими с благодарностью приняты, иначе зачем все наши труды?