«Центурионы» Ивана Грозного. Воеводы и головы московского войска второй половины XVI в. - [55]
Интересный поворот сюжета. Д.М. Володихин, автор биографии М. Безнина, анализируя разрядную версию переговоров, писал, что при ее чтении «создается впечатление, что мудрый Черемисинов одернул не в меру горячего Безнина, к тому же унизив его званием «молодца молодого» по сравнению с собой, старшим», подчеркнув при этом, что «возвеличивание Черемисинова, к тому же идущее за счет унижения Безнина, который действовал по воле командования и самого царя, выглядит неестественно». Потому-то историк пришел к выводу, что именно Безнин приложил руку к составлению заготовки, что легла в основу будущей официальной версии полоцкой осады, а вот кто-то из рода Черемисиновых постарался впоследствии отредактировать разрядную версию, «исправляя негативное впечатление от его (Безнина. – В. П.) деятельности»>450.
Соглашаясь с такой реконструкцией взаимосвязи текстов (поскольку для нас это не принципиально), зададимся все же вопросом – а как на самом деле обстояло дело? Какой сценарий развития событий выглядит более реалистичным и имел место быть на самом деле? И если внимательно перечитать еще раз обе версии, то складывается впечатление, что разрядная повесть все же точнее отражает перипетии переговоров. Почему? Прежде всего отметим, что, как указывал Б.М. Клосс, есть две версии относительно времени создания Лицевого свода, из которого летописная повесть о взятии Полоцка попала в Лебедевскую летопись, – конец 60-х гг. и вторая половина 70-х – начало 80-х гг. XVI в.>451 Ни в том ни в другом случае Иван Черемисинов никак не мог иметь отношения к редактированию текста летописи – в первом случае потому, что он, судя по всему, еще не был в опричнине, а во втором по той простой причине, что наш герой умер примерно в конце 1573–1574 г. Но это косвенный довод, и к тому же довольно зыбкий. А вот другой довод представляется более весомым. Для начала сравним карьеру и статус Черемисинова и Безнина. Иван к 1563 г. был на государевой службе по меньшей мере почти два десятка лет и хотя по объективным причинам не мог подняться на вершину московского военно-политического Олимпа, тем не менее сделал блестящую для людей его круга и происхождения карьеру. В его послужном списке и должность одного из первых стрелецких голов, и «казанская» служба, и астраханская «посылка», и экспедиция на Кавказ. Черемисинов за эти полтора с гаком десятилетия не раз оказывался в эпицентре важнейших событий и политических интриг и по праву мог считаться одним из опытнейших и искушенных царских воевод и дипломатов.
А что же Безнин, что он мог бросить на чашу весов против черемисиновских авторитета и опыта? Да по большому счету ничего. До Полоцкого похода он не занимал никаких серьезных должностей и его служба была, как говорится, «не видна». Будучи занесен в «Дворовую тетрадь» и в «Тысячную книгу», на страницах разрядов он появляется в качестве сотенного головы лишь в 1559 г., да и в полоцком разряде его должность уступала по весу той, что занимал Черемисинов. К тому же складывается впечатление, что Безнин пусть и ненамного, но все же был моложе, чем Черемисинов. Поэтому вовсе не кажется такой уж невозможной та история, что рассказана в разрядной повести. И в самом деле, умудренный военным и дипломатическим опытом, рано поседевший на государевой службе царский «флигель-адъютант» ведет сложные переговоры, и тут в разговор встревает молодой да ранний Безнин и пытается диктовать Черемисинову и его контрагентам, как и о чем дальше вести разговор.
Реакция Ивана в таком случае была вполне очевидна – он одернул не в меру прыткого ясоула и поставил его на место (Безнин не забыл про этот эпизод и потом постарался отыграться при составлении летописи), твердо держа ход переговоров в своих руках. И тот факт, что перемирие в итоге было продлено до утра понедельника 8 февраля, то есть еще на сутки, говорит о том, что все же действия Черемисинова, а не Безнина были в конце концов одобрены царем, и, следовательно, разрядная повесть выглядит более реалистичной, нежели летописная версия. Ее мы и будем дальше придерживаться, отметив, правда, что нельзя исключить и такой поворот сюжета – Иван Грозный, натура артистичная, разыграл перед литовцами спектакль с «плохим» (Безнин) и «хорошим» (Черемисинов) «следователями», стремясь добиться желаемого результата без применения крайних мер.
Но вернемся обратно к разрядной повести. Согласно ей, утром 8 февраля царь отправил Ивана Черемисинова к стенам Полоцка узнать, что надумали паны. Ответ был неблагоприятный – В. Грибун заявил, что о сдаче речи быть не может и нужно еще время, хотя бы неделя, чтобы Довойна мог дать окончательный ответ. В ответ же на слова Ивана, что-де «вчера, естя били челом, а хотели свое дело свершено учинить, а ныне хотите слов своих переменити», Грибун заявил, что «с чем де меня из города паны выслали, и яз то и говорю»>452. Произнеся их, литвин поворотил коня и скрылся за закрывшимися воротами, а по Черемисинову сделали несколько выстрелов из пищалей с крепостной стены. Теперь уже ни у кого не оставалось сомнений в том, какова позиция Довойны и стоит ли ждать, когда он капитулирует. Когда же вскоре после того, как обстрелянный из пищалей Черемисинов вернулся в царский шатер, заполыхал полоцкий посад, подожженный жолнерами полоцкого воеводы, и началась поспешная эвакуация его жителей в замок, последние надежды на относительно мирный исход развеялись окончательно. Иван Грозный решил пустить в дело «последний довод королей».
