Цена жизни - смерть - [56]

— Чего-чего?! — переспросил Грязнов.

— «Книга для героев», — с готовностью повторил Азаров.

— А-а-а, — протянул Грязнов, Денис тихо прыснул в кулак, а Турецкий снисходительно посмотрел на коллегу: и это «важняк», детский сад, ей-богу.

А Азаров увлеченно продолжал:

— Так вот в этой книжке очень популярно все объясняется. Если каждая вещь находится на своем месте, каждый человек там, где должен быть, и делает то, что должен делать, — это порядок. Если порядок нарушается, то, как правило, можно сказать, кто нарушитель и что именно он нарушил, — это беспорядок. А если порядок нарушен, но нельзя сказать, кто именно виноват и что он нарушил, — это дезорганизация.

— А если знаешь, кто виноват, а дотянуться до него — руки коротки, это как в твоей книжке называется? — справился Грязнов.

— Сейчас дойдем и до этого, — пообещал Азаров. — Дезорганизация гораздо страшнее беспорядка. При ней страшно соблюдать порядок. И нестрашно его нарушать. Когда трус отступает один, он производит беспорядок. Когда храбрый наступает один, он производит дезорганизацию. Храбрый не должен наступать один, а трус не должен отступать один. Один воин, например, подбежал к вражеским позициям, отрубил две головы и с ними вернулся. Но полководец распорядился и ему тоже отрубить голову. Поскольку приказа о наступлении не было. Нельзя поддерживать дисциплину, если храбрый будет наступать без приказа. Или сидят, к примеру, в окопе солдаты, ждут начала сражения. Храбрый поднялся и, не дожидаясь приказа, отправился в наступление. За ним другой, третий и все подразделение. Остался в окопе только трус. Он один дисциплинирован и ждет приказа. Но приказа нет, поскольку все уже и так ушли. Как поступить с трусом? Наградить за дисциплинированность или наказать за трусость? Путь от дезорганизации к порядку лежит через беспорядок. Сперва надо превратить дезорганизацию в беспорядок. Затем наказать виновного в этом новом беспорядке. Вернуть картину мира, когда страшно нарушать порядок и не страшно не нарушать. Еще один пример: войско панически мечется во внезапном окружении. Никто не слушает командиров. Влетает полководец на лихом коне и кричит: «Вот он — провокатор! Стой, сволочь!» И рубит пополам первого попавшегося. Все успокаиваются. Восстанавливается дисциплина и боеспособность. И в данной ситуации не важно, что найден не истинный виновник, а правдоподобный на данный момент. Важно, что все у нас получится, за что и предлагаю выпить. — Азаров снова лихо опрокинул стакан и тут же заторопился: — Извините, я должен бежать, важная встреча.

— А ты, собственно, зачем приходил? — опомнился Турецкий.

— Забыл совсем, — Азаров хлопнул себя по лбу. — Я поговорил с секретаршей Сахнова, как вы мне и советовали. Я так понял, что она ему была не просто секретаршей, в том смысле что у них были гораздо более близкие отношения. Естественно, тот, кто пришел на смену Сахнову, привел свои собственные кадры, а от нее избавился. Она на него тут же обиделась и утверждает, что он карьерист, способный спокойно шагать по костям коллег к намеченной великой цели. Дескать, это именно он, а никак не Сахнов имеет дела с наркоторговцами и это он заказал Сахнова, чтобы занять его кресло и чтобы он ему не мешал. Доказательств у нее никаких, разумеется, нет, и вообще, я очень сомневаюсь в том, что она психически здорова. По крайней мере, наша с ней беседа сплошь состояла из истерик и валерьяновых возлияний. А посоветоваться я хотел вот о чем: как вы полагаете, эта фифа Долгова, она действительно ничего, кроме своей науки, не видит и не знает или сознательно нас запутывает?

Турецкий обсуждать этот вопрос откровенно не хотел, он вообще пожалел, что сдал Азарову секретаршу, но хоть в дальнейшем лучше обойтись своими силами. Потому он изобразил крайнюю степень усталости, помноженную на легкое опьянение, и предложил:

— Давай все-таки завтра об этом, ладно?

Азаров легко согласился и убежал.

— А зачем этот Цицерон на самом деле приходил? — задумчиво спросил Грязнов.

— Не понравился?

— Не знаю. Слишком шустрый и слишком молодой.

— Перестань, нормальный парень. Да ты сам небось такой же был.

— Потому и не понравился. А коньяку сколько выжрал, ты видел?! И спасибо не сказал.

— Может, ему генеральный поручил ненавязчиво провести со мной воспитательную работу. — Турецкий сквозь опустевшую бутылку посмотрел на товарищей и был вынужден констатировать, что пришла, видимо, очередь неизменных двух третей «Юбилейного».

Телефонный звонок остановил его на полдороге к сейфу.

— Турецкий! — недовольно рявкнул он в трубку и тут же осекся, сообразив, что на том конце провода не кто иной, как… Старухина.

— Александр Борисович, вы, помнится, выражали желание продолжить нашу беседу о наркомании в другое время и в другом месте?

— Вы… — он сорвался на фальцет, поперхнулся от волнения, откашлялся. — Выражал.

— Есть повод. Подъезжайте к моему офису через час, хорошо?

— Буду. — Турецкий осторожно положил трубку. — Все, мужики, вы тут, если есть желание, продолжайте, а у меня что-то вроде… рандеву.

— Старухина? — изумился Грязнов.

— Она.

13

Турецкий помчался домой.