Цена утопии. История российской модернизации - [117]

Множество различных источников убедительно показывает, что новая схема отношений власти и общества оказалась не «бессмысленным мечтанием», не благим пожеланием, а реальностью российской жизни.

ГУЗиЗ смогло привлечь к участию в реформе тысячи представителей образованного класса самых разных политических взглядов, сделав их своими союзниками (вольными или невольными, постоянными или временными – в данном случае неважно!).

Правительство сумело найти общий знаменатель совместной деятельности – осознанную образованными людьми возможность эффективной самореализации, пробудившаяся у них заинтересованность в настоящем Деле, в том, чтобы помочь стране сдвинуть деревню «с мертвой точки векового застоя, голодовок и темноты народной», используя свои профессиональные навыки и человеческие качества.

Они поняли, что Россию, по словам А. В. Тырковой-Вильямс, двинут вперед не «отвлеченные теории» не «политическая алгебра», а «немудрая арифметика», позволяющая крестьянам выйти за рамки общинной обыденности: агрономическое и хозяйственное просвещение, кооперация.

Тысячи образованных людей, работавших в самых разных сферах реформы, были заняты повседневной созидательной деятельностью, приобщавшей миллионы крестьян, а значит, и Россию, к новой жизни.

И мы знаем, что их усилия не пропали даром и что крестьянство оказалось во многом «благодарной аудиторией».

Успех преобразований в огромной степени был связан с новой генерацией российских крестьян, родившихся после 1861 года, для которых мифологическое сознание стало преодоленным или преодолеваемым этапом развития личности. Они ощущали себя полноценными людьми в прямом смысле слова, не желали мириться с гнетом общины, жаждали самостоятельности и ответственно ее проявляли.

Конечно, все было непросто, однако очевидно, что народ в большой мере был готов к переменам, вытекавшим из получения им полноты гражданских прав. Следовательно, «развращающее действие казенного социализма» (Столыпин) затронуло далеко не всю деревню.

Реформа была нацелена на пробуждение таких качеств, как самостоятельность, ответственность, трудовая инициатива и деловая предприимчивость, и выяснилось, что этот расчет был верным и что сто лет назад наш народ всеми этими качествами обладал.

Годы преобразований продемонстрировали определенную степень открытости значительной части крестьянства, его готовности к изменению базовых характеристик повседневности. Это само по себе вело к довольно быстрым изменениям в психологии значительной части деревни; я имею в виду фиксируемые источниками перемены в отношении крестьян к своей жизни, земле, трудовой этике.

Понятно, что эти сложнейшие процессы только начинались, и их нельзя уподоблять чему-то механическому. Однако то, что сто лет назад наш народ был способен меняться, так сказать, «взрослеть» – для меня очевидно.

В этой ситуации созданный «народолюбцами» треугольник Карпмана, в котором народу отводилась роль «преследуемого», переставал работать. Это ясно следует из источников – от текстов С. Т. Семенова до отчетов агрономов и материалов конкурса крестьян-единоличников в 1913 году.

Народ выходил из статуса вечного «агнца на заклание» и сам становился хозяином своей судьбы. А из психологии известно, что один из верных способов выйти из положения жертвы – через обретение самостоятельности и самодостаточности, что неизбежно повышает самооценку.

Новое русское общество начинало строиться снизу, прощаясь с навязанным власть имущими коллективизмом. В стране появились миллионы носителей индивидуальных ценностей. Лично я убежден, что новая Россия должна была вырасти из этого импульса народа.

Экономический рывок, сделанный Россией в ходе модернизации Витте – Столыпина, был огромен. Напомню, что среднегодовой темп промышленного роста России в конце XIX – начале XX века, согласно расчетам П. Грегори, подтвержденным Л. И. Бородкиным, составил 6,65 %, в силу чего Россия в этот период была «абсолютным рекордсменом как по темпам роста промышленного выпуска, так и по темпам роста производительности труда».

Народнохозяйственные успехи сами по себе изменяли политическую ситуацию в стране, что прекрасно понимали оппозиционные политики, в том числе Ленин.

Вместе с тем индекс модерности сознания населения, если бы его можно было измерить, далеко отставал бы от индекса промышленного развития. Это и понятно: слишком долго правительству и значительной части общества средневековая психология крестьянства воспринималась как национальное достояние.

Мировая война и революция

Часто приходится слышать вопрос: «Если в царской России все было хорошо, почему произошла революция?»

Начинать ответ приходится с того, что нигде и никогда ни мои коллеги-единомышленники, ни я сам не утверждали, что в Российской империи «все было хорошо».

Главное же состоит в том, что в самом вопросе заключена путаница. В нем смешаны три разных, хотя и взаимосвязанных, как всё в истории, сюжета.

Первый – проблема успеха модернизации, второй – проблема устранения от власти Николая II, то есть его отречения, третий – возможность устроить в стране безнаказанное мародерство, то есть «черный передел».