Цена соли - [6]

— Что с тобой? Булавкой укололась?

Тереза приоткрыла губы, чтобы заговорить, но мысли ее были слишком далеко отсюда. Ее разум парил где-то высоко, кружился в отдалении, наблюдая за сценой в тускло освещенной, устрашающей комнате, где они вдвоем сошлись в отчаянной схватке. И оттуда, сверху, где находился ее разум, она точно понимала, что ее страшит безнадежность, и ничего больше. Безнадежность была в больном теле миссис Робичек, в ее работе в магазине, в груде платьев у нее в сундуке, в ее безобразии, а главное — в том, что конец ее жизни был безнадежно предсказуем. И безнадежность гнездилась в ней самой, в том, что ей никогда не стать той, кем она хотела бы стать, и не сделать то, что она хотела бы сделать. Неужели вся ее жизнь была всего лишь сном? Неужели это происходит на самом деле? От ужаса этой безнадеги ей хотелось сорвать с себя платье и бежать, пока не стало слишком поздно, пока вокруг нее не упали цепи и не сковали ее.

А может быть, уже было и поздно. Словно в кошмарном сне, Тереза стояла посреди комнаты в одной беленькой комбинации и не могла пошевелиться.

— Что такое? Ты замерзла? Жарко же.

Было и вправду жарко. Радиатор шипел. Комната пропахла чесноком и затхлым духом старости, лекарствами и своеобразным металлическим запахом, принадлежавшим миссис Робичек. Терезе хотелось сжаться в комочек на стуле, где лежали ее юбка и свитер. Может быть, если она приляжет на свою одежду, то ничего не случится? Но ей вообще нельзя было ложиться. Если она ляжет, она пропала. Оковы замкнутся, и она тоже превратится в горбунью. Терезу пробила сильная дрожь. Она внезапно перестала контролировать себя.

И это был настоящий озноб, совсем не от испуга или усталости.

— Садись, — проговорил откуда-то издалека голос миссис Робичек, и были в нем такое безразличие и скука, словно она была привычной к тому, что девушки теряют сознание у нее в комнате. И снова откуда-то издалека сухие, шершавые кончики пальцев прижались к рукам Терезы.

Тереза сопротивлялась, не давая усадить себя на стул, но знала, что в итоге поддастся и даже осознавала, что именно за этим ее сюда и привели. Она рухнула на стул, почувствовала, как миссис Робичек вытаскивает из-под нее юбку, но пошевелиться не могла. Но она все очень четко осознавала, все еще могла рассуждать свободно, хотя темные подлокотники стула и маячили над ней.

— Ты слишком много времени проводишь на ногах в магазине, — говорила миссис Робичек. — Трудная штука это рождество. Я их четыре пережила. Тебе нужно научиться немножко беречь себя.

Ага, — сползая по лестнице и цепляясь за перила. Беречь себя, кушая ланч в столовой. Скидывать туфли с распухших искореженных ног, чтобы посидеть с поднятыми ногами в женском туалете, предварительно отвоевав у других женщин местечко и положив на батарею газету, чтобы отдохнуть пять минут.

Разум Терезы работал с потрясающей ясностью. Даже удивительно, насколько ясно он работал, хотя она понимала, что просто уставилась в пространство перед собой и не может пошевелиться, даже если захотела бы.

— Ты просто устала, девочка, — сказала миссис Робичек и подоткнула под ее плечи на стуле шерстяное одеяло. — Тебе нужно отдохнуть, весь день на ногах, и весь вечер тоже.

Терезе припомнилась строчка из любимого Ричардом Элиота[4]. «Ах, это все не то, совсем не то». Тереза хотела произнести ее, но не смогла заставить свои губы пошевелиться. Рот ее наполнился чем-то сладким и обжигающим. Это стоявшая перед ней миссис Робичек налила что-то в ложку из бутылочки и пихнула ложку ей в рот. Тереза послушно проглотила, не заботясь о том, что содержимое могло оказаться отравой. Теперь она могла пошевелить губами, даже смогла бы подняться со стула, но не хотела двигаться. В итоге она прикорнула на стуле, позволила миссис Робичек укрыть себя одеялом и сделала вид, что спит. Но все это время она наблюдала, как сгорбленная фигура бродит по комнате, убирает вещи со стола и раздевается ко сну. Она смотрела, как миссис Робичек снимает большой кружевной корсет, а потом целое сооружение на лямках, охватывавшее ее плечи и спускавшееся вниз по спине. Тереза закрыла глаза от ужаса и крепко-крепко зажмурилась, пока скрип пружин и долгий стон не оповестили ее, что миссис Робичек улеглась в кровать. Но это было еще не все. Миссис Робичек потянулась к будильнику, обхватила его пальцами и, не поднимая головы с подушки, стала нащупывать стул рядом с кроватью. В темноте Тереза неясно видела, как ее рука четыре раза приподнялась и опустилась, прежде чем будильник оказался на стуле.

«Я подожду пятнадцать минут, пока она не уснет, и уйду» — подумала Тереза.

Она устала, но приготовилась подавить знакомое ощущение, внезапное чувство, похожее на падение, которое каждую ночь приходило к ней задолго до сна и предвещавшее его. Но оно так и не появилось. Так что после того, как по ее прикидкам прошло пятнадцать минут, Тереза оделась и бесшумно выскользнула за дверь. Это оказалось совсем не сложно, просто открыть дверь и сбежать. «Это несложно потому, — подумалось ей, — что на самом деле я никуда не убегаю».

Глава 2

— ТЕРРИ, помнишь того парня, Фила МакЭлроя, о котором я тебе рассказывал? Который работает в театре? Так вот, он сейчас в городе и говорит, что ты можешь получить работу уже через пару недель.