Цена Шагала - [39]

— Заходи, заходи, — засуетилась она, перехватывая из его рук пластиковый короб с картинками. — А это что?

— Да вот, видишь, решил заняться продюссированием молодых дарований.

— Молодое дарование, конечно, женского пола, — встрепенулась Лена.

— Да нет, один знакомый художник из Перми, — почему-то соврал Андрей.

— Ты что, ездил в Пермь?

— Куда я только не ездил, Леночка. Давай не будем об этом, я жутко устал с дороги.

Через полчаса, приняв душ, он сидел в белом махровом халате в маленькой уютной Лениной гостиной, пил кофе, любовно приготовленное девушкой, и плел какие-то небылицы о своих вояжах по стране, о новом интересном начинании, в которое его втянули неведомые друзья-художники, о возможности заработать деньги и желании навечно оставаться в этой квартире с девушкой своей мечты Леной Старковой.

— А вся эта беготня, милиция?

— Успокойся, все в прошлом, — отвечал на вопросы Лены Сорин.

— Значит, ты меня все-таки любишь? — спрашивала она.

— Конечно, больше жизни, — врал Андрей, ни на секунду не думая краснеть.

— Слушай, — встрепенулась она, — у меня в холодильнике — шаром покати.

— Если можно, — взмолился Сорин. — Не могу я идти в магазин: жутко устал.

— Что ты, что ты, сиди, — сказала Лена, — я мигом. Сейчас на рынок, потом по магазинчикам: часок можешь поспать.

— Замечательно, — согласился Сорин. И, дождавшись, когда дверь за девушкой захлопнется, кинулся к телефону.

Его первым абонентом был Токарев. Однако на фирме отвечали, что Виталий Сергеевич уехал в длительную командировку. Сорин попробовал набрать домашний номер, но и там никто не отозвался. Тогда он позвонил Скосареву.

Скосарев поднял трубку сразу же.

— Слушаю, — сказал он несколько нервно.

— Это Сорин. Алексей, помните меня?

— Какой? А… — прервал сам себя Скосарев, — приятель Виталия?

— Да-да, он самый, — обрадовался Андрей. — Никак не могу найти нашего общего друга. Не знаете, где он?

— А вы-то откуда звоните? — ответил вопросом на вопрос таможенник.

— Откуда? Отсюда.

— Вернулись?

— Вынужден был. Ваш протеже, Алексей, оказался человеком очень сложным. Но об этом после.

— Что, что-то не сработало? — забеспокоился Скосарев.

— Слава богу, — мрачно хохотнул Андрей. — Почти сработало, но вот, как видите, живой остался.

— Я вас не понимаю.

— Ладно, не будем о грустном. Так где же Виталий?

— У Виталия сейчас трудные времена, — отвечал Алексей. — Кстати, по вашей милости. Тут и мной, и всеми интересовались.

— Какое совпадение, — ответил Сорин, — мной тоже. Надеюсь, что вам пришлось полегче, чем мне.

— Неужто? — испуганно протянул Алексей. — Прямо в Лондоне?

— А то где же? Ну, будет об этом. Сейчас я хочу повидать Виталика.

— Хорошо, — быстро согласился Скосарев, — позвоните мне через два часа: я его выловлю. Как вас найти? Может, я перезвоню?

— Не стоит, — ответил Андрей, наученный горьким опытом, — я сам звякну, — и быстро повесил трубку.

Секунду он пытался вспомнить, есть ли у таможенника определитель номера, потом, восстановив в памяти последовательность событий, вспомнил, что никакого щелчка перед соединением не было, следовательно, телефон без АОНа. «И все же в следующий раз пойду звонить из телефонной будки», — решил Сорин.

Он и думать не мог, что сразу после разговора Алексей вскочит с мягкого дивана, на котором он валялся, и начнет кружиться по комнате в поисках визитной карточки Трегубца. Потом найдет ее и быстро наберет заветный номер.

— Василий Семенович?

— Я, — ответил ему голос Трегубца.

— Это Ско…

— Я понял. Не надо имен, — прервал его Василий Семенович.

— Путешественник наш объявился.

— Вот это хорошо. Ай да молодец, Алешенька!

— Он мне позвонит через два часа. Он Виталия ищет.

— И очень хорошо: пусть ищет. Ты ему, голубчик, вот что скажи: Виталий будет ждать его завтра в одиннадцать утра в скверике около Нового Арбата, где памятник Гоголю, знаешь?

— Знаю, знаю, конечно, — поторопился Скосарев. — Думаю, и он знает.

— Вот и замечательно. Скажи, что звонить Виталию нельзя и сам он позвонить не может, но встречи очень ждет и сам все объяснит. Только смотри, не напугай его.

— Да как, Василий Семенович, понимаю.

— Ну, вот и чудесно, — завершил разговор Трегубец.

«Объявился, — думал Трегубец, положив трубку и вычерчивая какие-то геометрические фигуры на белом листе бумаги. — Значит, если все пойдет хорошо, завтра он мне сам расскажет, кто такой этот неведомый охотник. А уж я там придумаю, как того посильнее за задницу ухватить. — И, энергично растерев руками виски, он пригладил редкие волосы, подошел к несгораемому шкафу, стоявшему в углу его кабинета, достал оттуда початую бутылку водки, налил полчашки и залпом хлопнул ее. — Теперь дела пойдут на лад, — сказал себе Трегубец. — Я точно знаю: пойдут».

Ермилов в то же самое время тоже сидел в своем кабинете. Но настроение его, в отличие от Василия Семеновича, было совсем не радужным.

— Вот что, Паша, — говорил он помощнику Шутова, заменившему своего начальника на ответственном посту, — Слава для нас теперь навсегда потерян. Однако гибель его не должна пройти бесследно. Помнишь того таможенника, с которым вы с Шутовым так удачно беседовали?

— Конечно, Геннадий Андреевич, — отвечал вышколенный Паша.