Целестина, или Шестое чувство - [11]

Ежи Гайдук был человеком одиноким. С раннего детства его воспитывала бабушка, так как родители давно умерли. В маленьком городке, где они жили, не было средней школы, а поскольку бабушка решила дать внуку образование, он был отправлен в лицей в Познань. Комнату сняли у пани Пюрек, которая заслуживала доверия хотя бы по одной причине: она была родом из того же города, что и Гайдуки. Кроме того, что было весьма существенно, сия пожилая дама не требовала за комнату оплаты вперед. Ежи у нее жилось хорошо, завтраками и ужинами она его кормила, а обедать можно было в кафе-молочной.

Ежи Гайдук был неразговорчивый, застенчивый, чертовски способный и начитанный подросток. Два последних свойства в школе пока не были замечены, ибо этому препятствовали два первых. Однако отсутствие общественного признания Ежи не волновало. Он был всецело поглощен изучением университетских учебников физики, а также «Размышлений» Марка Аврелия. Это до такой степени его занимало, что позаботиться о своей внешности времени уже не оставалось, поэтому выглядел он — с точки зрения ровесниц — весьма непрезентабельно. Впрочем, на ровесниц он тоже не обращал внимания. За исключением Целестины.

Но Целестина в самом деле была исключением.

Ему нравилось на нее смотреть. Вот и все.

Ему вообще нравилось все, что имело к ней хоть какое-нибудь отношение. Например, ее дом, ее улица, ее сапожки, ее отец и велькопольский хлеб, который она покупала каждый день, из чего можно было заключить, что этот сорт ей особенно по вкусу. Все, что касалось Целестины, было таинственным и исключительным, окрашенным неизъяснимой прелестью, удивительным и волшебным.

Гайдуку было очень интересно, как там, в этом странном доме, внутри. Он пытался представить себе его обитателей: симпатичных, уравновешенных — так ему казалось — родителей и утонченную элегантную Цесину сестру, которую однажды видел издалека. И ее саму — всегда надменную, прелестную, загадочную, зеленоглазую Цесю, которая с начала учебного года от силы три раза удостоила его взглядом. Что она теперь делает?

В воображении промелькнула картина: красиво накрытый стол, за которым, негромко переговариваясь, сидят Цесины родные, отщипывая кончиками пальцев крошечные кусочки от каких-то воздушных булочек.

Ежи посмотрел на часы. Нужно торопиться. Чтобы занять свое место в укрытии перед Цесиным домом и ждать. Сегодня она наверняка будет в хорошем настроении. Она наверняка любит снег.

2

Первым проснулся Жачек. Он нехотя вылез из постели и в темноте, стараясь не разбудить жену, набросил на себя какую-то одежку. Потом пошлепал на кухню, чтобы поставить воду для кофе.

В кухне он обнаружил чудовищный беспорядок. Раковина завалена грязной посудой, посреди усыпанного крошками стола — лужа молока.

— Значит, вчера была Юлечкина очередь мыть посуду, — вслух заметил отец. Удивительно, до чего легко догадаться.

Он достал из шкафчика большую кастрюлю и налил в нее холодной воды. Потом с невозмутимым спокойствием направился в комнату дочек.

Девочки еще спали. В комнате было темно, вследствие чего Жачек счел уместным зажечь лампу под потолком.

Поток яркого света залил комнату. Цеся вскочила немедленно в состоянии, близком к шоковому. Юлия продолжала спать мертвым сном.

— Телятинка, — ласково проговорил отец, — ты не знаешь, в котором часу вчера вернулась твоя сестра?

— Н-не-н-наю, — невразумительно пробормотала Цеся, силясь сообразить, откуда взялся отец, представший перед ней в дамском голубом атласном халатике, с прижатой к животу красной кастрюлей: из мира сновидений или он существует наяву.

— Я спрашиваю, когда вернулась Юлия, — повторил отец тоном, не сулящим ничего доброго.

Какая-то струна в Цесе вдруг оборвалась, и она бессильно упала на подушки.

— Понятия не имею, — слабо пискнула она. — Это все?

— Что касается тебя — да, — великодушно промолвил отец. — Можешь спать спокойно. — И, зачерпнув горсть ледяной воды из кастрюли, тонкой струйкой вылил ее на шею старшей дочери.

Юлия вскочила с пронзительным воплем. Целестина, которая, получив разрешение отца, нырнула было под одеяло и даже успела задремать, пулей вылетела из постели, дрожа, как в лихорадке.

Жачек выглядел, как Чингисхан, несмотря на халатик.

— Вставай, грязнуля, — сурово произнес он. — Кастрюли ждут!

— Ради бога… — плаксиво пролепетала Юлия. — У меня срочная халтура, я всю ночь работала. Только-только заснула. Кто меня будит и зачем? Это камера пыток?

— К счастью, сегодня я не спешу, — сказал Жачек. — К счастью, у нас сегодня конференция. К счастью, я имею возможность заставить тебя заняться делом. Встаю утром, захожу на кухню, и что же видят мои усталые глаза? — Он замер, устремив на дочку вопрошающий взгляд.

— Что они видят? — упавшим голосом спросила Юлия.

— Они видят плоды твоего лентяйства. Ты вчера должна была вымыть посуду. Неужели мать, посвятившая себя служению искусству, или престарелый дедушка, или школьница-старшеклассница обязаны делать за тебя твою работу лишь потому, что ты неряха?

— А почему бы и нет? — грубо ответила Юлия. — Пусть делают.

— Значит, отказываешься вставать и мыть посуду?