«Царское дело» Н.А. Соколова и «Le prince de l'ombre». Книга 1 - [161]
Далее автор письма, пусть даже будучи лицом заинтересованным, высказывал всё же весьма важное мнение: «Отрицательное отношение самой Семьи к акту Кирилла – равносильно бунту в самой Семье».
Однако такой же позиции (непризнания гибели), как и Николаевичи, придерживалась также и вдовствующая Императрица – мать и бабушка убиенных.
Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна в Видёре. Дания
Вот подтверждающие это строчки из дневника Марии Феодоровны.
(19.5.1919): «Сегодня день рождения моего бедного любимого Ники! Боже, благослови Его, где бы Он ни был сейчас!»
(16.11.1919): «Я отправилась в церковь – сегодня исполняется 24 года дорогой маленькой Ольге. Боже, спаси и сохрани ее. Как печально, что я не имею о них никаких известий».
(5.12.1919): «День рождения моего любимого Миши. Если бы я только имела хоть какие-нибудь известия о нем! Боже, спаси и сохрани его, и, если это возможно, подари мне счастье снова увидеться с ним!»
(19.12.1919): «Печально, что мой любимый Именинник не дает о Себе знать!»
(6.12.1920): «Именины моего любимого Ники. Благослови Его Господь!»
(6.5.1923): «Сегодня день рождения моего милого Ники! Невыносимо жить в постоянном неведении и только одной надеждой!»
«…Для Нее, – писал в своих мемуарах зять Марии Феодоровны – Великий Князь Александр Михайлович, – в России был один Император – Ее Сын Ники. Она была убеждена, что Он еще жив. Так, Она, по крайней мере, говорила».
Описывая свое пребывание в 1919 г. в Лондоне, Великая Княгиня Мария Павловна младшая вспоминала: «К тому времени мы уже слышали о гибели Царя и всей Семьи, и в трагедии вроде бы не сомневались и официальные круги, но убедительных и тем более неопровержимых доказательств представлено не было. Слухи дошли и до Императрицы, но та ни на минуту не поверила им; о Сыновьях и Внуках Она говорила как о здравствующих, ждала известий от них самих. Она твердо стояла на своем, и Ее вера передавалась другим, полагавшим, что Она располагает некими обнадеживающими свидетельствами.
Рождались и ходили, обрастая все новыми подробностями, самые фантастические слухи. То якобы из Сербии приехал офицер, встречавшийся там с другом, который собственными глазами видел Императора. То объявлялся еще кто-то и доказательно убеждал, что Царская Семья спаслась, ее скрывают в своих недосягаемых сибирских скитах некие сектанты, она в безопасности. Потом их всех вдруг обнаруживали в Китае, Сиаме или Индии. Всегда кто-то знал кого-то, видевшего письма, получавшего записки, говорившего с очевидцами и тому подобное, пока наконец эти басни не стали содержанием обычной светской болтовни, и никто уже не принимал их всерьез».
Великий Князь Николай Николаевич в годы эмиграции во Франции
А вот свидетельство дочери Марии Феодоровны – Великой Княгини Ольги Александровны, относящееся ко времени пребывания матери на Ее родине, в Дании, после возвращения 19 августа 1919 г. из Англии.
Обращаем при этом внимание читателей на приводимый нами далее текст из книги Йена Ворреса – целиком принадлежащий этому собеседнику Великой Княгини, кроме выделенных курсивом ее слов. (Эта немногословность Ольги Александровны – весьма характерная деталь, значение которой мы поймем позднее.)
«Оказавшись в Видёре, – пишет Воррес, – Мария Федоровна всё больше погружалась в тот мiр, где суровые реалии жизни не имели для Нее значения. В Ее воображении “Ники” по-прежнему оставался властелином Империи. […] Ее упорное нежелание глядеть правде в лицо не было поколеблено даже после того, как доставлены были печальные реликвии, привезенные с пожарища в урочище Четыре Брата в лесу под Екатеринбургом – обгорелые кусочки одежды, несколько пуговиц, обломки драгоценных украшений и подобные предметы. Обе дочери Императрицы всплакнули над небольшой шкатулкой с реликвиями прежде, чем ее отправили во Францию и погребли вместе с другими предметами на русском кладбище в предместье Парижа [sic!].
Императрица-Мать продолжала думать и говорить так, словно Ее Сын и Его Семья всё еще живы.
– Однако я убеждена, что за несколько лет до своей кончины Мама, скрепя сердце, смирилась с жестокой правдой, – заявила Великая Княгиня».
«Императрица Мария Феодоровна, – считает современный исследователь-легитимист А.Н. Закатов, – жила в своем иллюзорном мiрe и не желала в него никого допускать. Она уверила себя, что Ее Сыновья и Внук спаслись, и не была способна принимать никакие решения, которые хотя бы косвенно подтверждали возможность Их гибели»>125.
Великая Княгиня Ксения Александровна
Эти настроения умело подогревал и Великий Князь Николай Николаевич, обладавший огромным авторитетом среди монархистов и военной эмиграции. Его внучатый племянник Князь Николай Романович (1922–2014) рассказывал, что в их домовой церкви ни разу не была отслужена панихида по Императорской Семье.
Что касается Марии Феодоровны, то Ее позицию невозможно объяснить отсутствием информации. Она имела прямой доступ к вполне достоверным сведениям.
Судя по дневнику, Она имела подробные известия о жутких мучениях, которые претерпели находившиеся с Царской Семьей фрейлина Императрицы Александры Феодоровны графиня А.В. Гендрикова и гофлектриса Е.А. Шнейдер (11.5.1919). Есаул А.А. Грамотин и капитан П.П. Булыгин передали Ей рассказы воспитателя Наследника Ч.С. Гиббса (9.6.1919).
