Царский угодник. Распутин - [238]

Так у Распутина не стало могилы.

Никто из убийц Распутина не раскаялся в содеянном, хотя после убийства «старца» ничего не изменилось, только человека не стало, — Россия как катилась к пропасти, так и продолжала катиться.

Единственное что — Феликс Юсупов не раз вспоминал впоследствии, как ему было жаль выуживать Распутина из квартиры на Гороховой и увозить к себе во дворец на смерть.

Распутин ведь тогда чуть-чуть не одолел князя, и если бы биологическое поле Юсупова хотя бы в одном месте дало слабину, трещину, Распутин не поехал бы к нему на Мойку и остался жив.

Особенно вспоминались неловкие движения Распутина, когда тот беспомощно тыкался рукою в шубу, не попадая в рукав, потом у него завернулся воротник, эта маленькая деталь чуть не выбила Феликса Юсупова из колеи — жалость, возникшая внутри, сделалась секуще острой, огромной, он почувствовал, что тонет в ней, в глотке уже хлюпают слёзы, а вискам делается горячо.

Когда вышли на улицу, Распутин вяло и покорно, как всякий побеждённый, зашаркал галошами к автомобилю, за рулём которого сидел Лазоверт, наряженный в кожаную шофёрскую форму.

   — Про все твои беды знаю, Феликс, — сказал Распутин, садясь в автомобиль и подтыкая под себя Полы шубы, — помогу! У Бога эту помощь вымолю!

Над родом Юсуповых висело некое странное заклятье: наследники рода не жили дольше двадцати шести лет, многие не могли переступить через эту черту — обязательно что-нибудь происходило.

Невольно вспомнился день рождения старшего брата Феликса Юсупова — Бориса. Борису исполнилось двадцать шесть. Накануне дня рождения, вечером, Борис пришёл к Феликсу — грустный, тихий. Долго сидели, говорили.

Прощаясь, Борис сказал Феликсу:

   — Если я умру, то, наверное, попаду в иной мир. Думаю, что он есть. Если он есть, то я приду к тебе, Феликс, и сообщу об этом.

Феликс, успокаивая брата, пробовал найти нужные слова, но не нашёл — они никак не приходили на язык, — махнул рукой и улыбнулся:

   — Не дури, Боря!

День рождения прошёл весело, без неприятностей. О разговоре ни Борис, ни Феликс не вспоминали.

Борис был влюблён в одну женщину, которую в высшие крути не пускали, — за ней шлейфом тянулась худая слава. Женщина была ошеломляюще красива — Бог наградил её редкой внешностью. Из-за этой женщины Борис поссорился и был вызван на дуэль.

Через несколько дней он был убит — пуля уложила его наповал. Бориса похоронили под Москвой, в нынешнем Архангельском — родовом имении Юсуповых. До сих пор цел памятник на его могиле — скорбное каменное изображение юноши, склонившего голову.

Смерть брата ошеломила Феликса Юсупова — значит, и он обречён, значит, и он не переступит через двадцатишестилетний порог, умрёт, как и Борис? От чего только умрёт? От пули, от яда, от петли или от неизлечимой болезни?

Как-то после похорон Феликс сидел дома в столовой, читал книгу. Вдруг с тихим скрипом отворилась дверь, и на пороге столовой возник... Борис.

Он молча посмотрел на брата, постоял немного и так же тихо закрыл дверь.

Феликс даже ничего сообразить не успел, сердце у него забилось учащённо, тревожно, подпрыгнуло вверх, застряло где-то в глотке, дало знать болью. Придя в себя, он кинулся в коридор — никого. Начал заглядывать подряд во все комнаты — тоже никого. Но ведь он точно видел Бориса — Борис был в доме!

Уж не эту ли боль, не этот ли злосчастный рубикон, который никак не удаётся перейти, имел в виду Распутин?

Наверное, этот.

Как бы там ни было, участь Бориса обошла Феликса Юсупова — возможно, Распутин помог, Феликс Феликсович умер почтенным старцем. До глубокой старости дожила и Ирина Юсупова. И если бы не бедность, всё было бы у них хорошо. Но так, чтобы всё было хорошо, не бывает.

Вот, пожалуй, и всё о героях этого длинного повествования.

ОТ АВТОРА

Примерно около года я просидел в распутинском архиве, приходя каждый день, как на работу, в тёмное, с узкими окнами, насквозь пропахшее старой бумагой и духом времени здание, расположенное в центре Большой Пироговской улицы. Мне довелось перебрать своими руками много документов, я видел корявые распутинские записки «люби миня бес корыстно» и традиционные — «милай дарагой...», познакомился с бумагами различных министерств, с личными делами членов царского правительства, с письмами и доносами, с объяснениями дворников и генералов, простых солдат и депутатов Государственной думы целых четырёх созывов... Помогала мне в этой трудной работе милейшая Зинаида Ивановна Перегудова, заведующая отделом хранения документов по истории Российской империи Государственного архива Российской Федерации, которой я хочу высказать самые тёплые слова благодарности.

История российская — штука крайне запутанная, со множеством белых пятен, разноречивая. И вообще, история — единственная, пожалуй, наука, которую всё время перекраивают кому-нибудь в угоду, из неё постоянно вырывают старые страницы и вклеивают новые. Было это раньше, есть это и сейчас.

Работа над романом шла несколько лет. Пришлось перевернуть гору документов. Очень часто в бумагах не совпадали даты, факты, свидетельства очевидцев, иногда получалось так, что Распутин в один и тот же день находился в Питере, в Киеве и в селе Покровском... Но он-то никак не мог находиться сразу в трёх местах! Это невозможно даже ныне, при современной технике передвижения.