Царский угодник. Распутин - [135]

   — Моим, — подтвердил царь, — его императорским величеством Александром Третьим.

Глянул на Распутина с нетерпением: ну что за божественное послание тот привёз? Это нетерпение царя Распутин понимал: дела на фронте совсем не клеились, Россия потихоньку бунтовала, кряхтела под военным бременем и часто подставляла спину для наказания, заводы захлёбывались от нехватки рабочих рук, люди, обеспечивающие армию провиантом, оружием и боеприпасами, бесстыдно воровали, отношения с союзниками были усложнены, «второй» царский двор, управляемый Гневной, давил на двор «первый», на правительство. Голова шла кругом от всего этого. И конечно же, чтобы сориентироваться, не допустить неверного шага, очень важно было хотя бы одним глазком заглянуть в завтрашний день, понять, на верном пути стоит он, а вместе с ним и вся Россия, или ложном? Поэтому Николай так и рассчитывал на «старца», поэтому так и стремился узнать, что за божественное послание получил тот.

Потянулся за коньячным графинчиком, чтобы вновь наполнить стопки и выпить по рецепту «папашки», как назвал Александра Третьего Распутин, но «старец» остановил его коротким движением руки, взял со столика бутылку мадеры.

   — Поступим по-другому, папа, — сказал он, — Ведь стаканы-то давно тут, мы с тобой и не заметили, как их принесли. — Они действительно оба не засекли появления молчаливого лакея в голубой ливрее, тот появился будто дух телесный, принёс стаканы и исчез так же неприметно, как и появился, — Хотя стаканы, папа, у тебя не те...

   — Чем же они не те, отец Григорий?

   — А граней нет!

   — Специально для тебя велю купить новые стаканы, — сказал царь, — Я и не знал, что для святых дел годятся только гранёные, — он усмехнулся.

   — Для святых дел всегда была нужна простая посуда. — Распутин поставил бутылку на столик, пронзительно глянул на царя. — А ты, папа, не смейся надо мною, не смейся... Вот хочешь, я сейчас стакан оживлю?

Царь не выдержал распутинского взгляда, отвёл глаза в сторону.

«Старец» взял стакан, принесённый лакеем, поплевал на палец, провёл им по срезу, по самой бровке, сделал один круг, потом второй, третий, и вдруг глухой холодный стакан запел. Запел тонко, горюче, тихо.

Николай удивился:

   — Это что? Стекло? Неужли обычное стекло имеет такой нежный голос? Не хрусталь же!

   — Имеет, — подтвердил Распутин, — обычное стекло... А из хрусталя, государь, оказывается, пить вредно. Мне тут рассказали, что, в хрусталь для блеска и чистоты добавляют свинец, так водка с вином, когда пьёшь, вымывают его, гонят в желудок. А свинец, папа, это — страшная отрава.

   — И что ты посоветуешь, отец Григорий? Отказаться от хрусталя?

   — Нет. Просто хочу лишний раз подчеркнуть, что пить из обычного стекла полезнее, чем из хрусталя. — Распутин налил вина в царский стакан, затем в свой, прошептал молитву, перекрестил стаканы, потом ещё что-то прошептал, придвинул стакан к Николаю, попросил, чтобы тот отдал ему свой. Распутин глянул в царский стакан, отпил немного из него и сказал Николаю:

   — А теперь, папа, отпей немного из моего стакана. До серёдки.

Царь повиновался.

Оба стакана оказались отпитыми наполовину, Распутин смешал вино, слив его в один стакан, в свой, потом смешанное вино разлил поровну и придвинул царю его стакан. Царь внимательно следил за манипуляциями «старца». Распутин взял стакан в руку и приказал Николаю:

   — Теперь пей до дна.

Тот послушно выпил мадеру до дна. Распутин выжидал момент, когда царь, человек мягкий, впечатлительный, полностью подчинится ему, во взгляде появится покорность, и когда это произошло, проговорил спокойно, тихо, тщательно подбирая слова:

   — Папа, через три дня к тебе придёт телеграмма от великого князя Николая Николаевича... Ты ей не верь!

   — Что будет в той телеграмме?

   — Николай Николаевич станет тебе жаловаться, что в армии кончаются продукты, еды осталось только на три дня и тому подобное, но ты не верь этой телеграмме!

   — А на самом деле... — Царь не договорил, умолк на половине фразы, нарисовал пальцем вопросительный знак.

   — На самом деле хлеб у него есть. И провиант имеется. Ты прекрасно понимаешь, что, находясь в богатых районах, где хлеба полным-полно, без еды остаться трудно. Мы с тобой, папа, не дети... Там полно хлебных евреев, которые всякому генералу помогут, а тебе особенно. Стоит только попросить... Не надо только унижать их, ссылать в Сибирь.

   — И что же стоит за всем этим? — спросил царь.

   — Николай Николаевич собирается вызвать беспорядки в армии, панику, недовольство тобой. Затем, под предлогом того, что в армии нет хлеба — отступить, тебя обвинить в плохом обеспечении, связанном с никудышным руководством Россией, и потребовать покинуть престол.

   — Даже так? — Лицо царя потемнело, под глазами начали стремительно набухать мешки. — Что мне делать? — спросил он растерянным голосом.

   — Отправить Николая Николаевича на Кавказ.

Некоторое время царь сидел молча, потом так же молча налил себе коньяка, залпом выпил, безучастно разжевал лимонную скибочку. Поднялся.

   — Ладно, отец Григорий, обед стынет. Пошли обедать! Что же касается Николая Николаевича, то... Посмотрим, что за сообщение придёт через три дня.