Царский изгнанник (Князья Голицыны) - [130]
Дня три после последней размолвки, происшедшей между Мишей и Педрилло из-за профессора географии, товарищи Педрилло начали замечать, что он что-то особенно сдружился с маленьким Акоста, которого, — читатель вряд ли помнит это, — Ренодо при поступлении Педрилло в пансион, в угождение его дяде, перевёл из комнаты Расина и Миши на другую половину.
— Что тебе за охота связываться с этим десятилетним парнишкой? — спросил как-то Аксиотис у Педрилло.
— Что ж делать! — отвечал Педрилло. — Вы не удостаиваете меня вашей дружбы. Расин едва говорит со мной; Голицын совсем не говорит; а у меня сердце нежное. Я не могу жить без дружбы и привязался к этому мальчику. К тому же я даю ему уроки итальянского языка.
— Да ведь он и без тебя знает по-итальянски — отец его был испанец, а испанский язык и итальянский одно и то же.
— Правду говорит аббат, что ты обо всём судишь и ничего не понимаешь, Аксиотис. Ведь я не берусь судить, похож ли афинский диалект на эпирский или похож ли русский на калмыцкий. Во-первых, Акоста не испанец, а португалец; во-вторых, он христианин; он дворянин. Отец его был банкиром короля дон Педро II; в-третьих, даже между итальянскими диалектами есть большая разница, а ты решил, что испанский и итальянский одно и то же. Португальский же язык не похож ни на испанский, ни на итальянский, например.
Аксиотис громко зевнул.
— Очень приятно узнать! — сказал он. — Но довольно с меня примеров; я тебе на слово верю... Ну что ж, твой лузитанский аристократик хорошо учится?
— Недурно, у него мало способностей, но он очень старателен, и мы уже начинаем немножко понимать друг друга...
Вскоре они так хорошо стали понимать друг друга, что сделались неразлучны. Педрилло стращал даже товарищей, что попросит Ренодо перевести его на другую половину, а им дать другого товарища, который бы пришёлся больше по сердцу; но сам же Миша отговорил его от этого.
— На днях должен быть ваш дядя, — сказал Миша, — он удивится, что мы живём врозь, и тогда трудно будет не рассказать ему причины нашей ссоры; а я думаю, вам одинаково неприятно было бы, чтоб он узнал историю о Севенаре, как и ту историю...
Педрилло прикусил язык и перестал говорить о переходе на половину Акоста.
Между тем следствие об украденных у Миши книгах проводилось с деятельностью и таинственностью, свойственными духовенству римско-католического ведомства: ни допросов воспитанникам, ни переписки с полицией, ни публикации в газетах не было и в помине, так что воспитанники, не замечая даже особенно строгого за собой надзора, думали, что; пополнив за свой счёт украденные книги, сорбоннское начальство, для охранения чести Сорбонны, приказало оставить это дело без последствий.
Но накануне дня, назначенного для экзамена по греческому, Дюбуа сообщил по секрету аббату Ренодо, что отец Иероним, казначей Сорбонны, уже давно напал на следы украденных книг: что два дня тому назад он видел их своими глазами в лавке букиниста Дюваля, против кофейной Прокопа, и что, кроме одного экземпляра Горация и двух экземпляров геометрии Декарта, все пропавшие книги целы, что на вопрос отца Иеронима, где Дюваль взял эти книги, он отвечал, что купил их у приезжавшего к нему в зелёном фиакре молодого человека, лет восемнадцати или девятнадцати, очень красивого брюнета, иностранца, плохо говорящего по-французски и назвавшего себя Альфредом Распаром, студентом, окончившим курс наук в Гренобльском высшем училище.
«Уж не Аксиотис ли? — подумал Ренодо. — Да нет. Он, правда, ленив, иногда и груб, но он не похож на вора... Может быть, Мира? Ещё меньше, за этого можно руку в огонь. А кроме этих двух иностранцев, подходящих под приметы Дюваля, во всей Сорбонне нет. Должно быть, подослали какого-нибудь продавца со стороны...»
— Что ж сделал отец Иероним? — спросил аббат у Дюбуа.
— Он заплатил Дювалю за все книги и велел отложить их в сторону.
— А господин инспектор знает, что книги нашлись?
— Знает. Он-то и приказал мне попросить вашего совета и вашего содействия в этом прискорбном деле.
Действительно, инспектор, боясь огорчить Арно и видя, что сообщённые букинистом приметы подходят больше всего к студентам, воспитывающимся в его пансионе, попросил Дюбуа переговорить как можно деликатнее с Ренодо и в тот же день принести ему ответ аббата.
— Послезавтра я к услугам господина инспектора, — сказал аббат, — поставлю себя в полное его распоряжение, а теперь, — уверяю вас, — как ни важно для всех нас это дело, мне невозможно заняться им: завтра на моём экзамене будут все парижские знаменитости, и господин инспектор поймёт, сколько у меня забот накануне такого торжества.
— Господин инспектор предвидел этот ответ, господин аббат, и приказал мне — в случае если его предвидение оправдается, — отправиться прямо от вас к букинисту Дювалю, при себе запечатать книги и ждать дальнейшего вашего распоряжения.
— Поблагодарите от меня господина инспектора, господина Дюбуа и потрудитесь сказать, что я сейчас же бы поехал лично поблагодарить его, но что я чрезвычайно занят. Кроме обычных приготовлений к акту, я должен прочесть на нём, почти наизусть, бой Ахиллеса с Гектором, а вы знаете, как трудно читать гекзаметры.
Книга «Детские годы в Тифлисе» принадлежит писателю Люси Аргутинской, дочери выдающегося общественного деятеля, князя Александра Михайловича Аргутинского-Долгорукого, народовольца и социолога. Его дочь княжна Елизавета Александровна Аргутинская-Долгорукая (литературное имя Люся Аргутинская) родилась в Тифлисе в 1898 году. Красавица-княжна Елизавета (Люся Аргутинская) наследовала героику надличного военного долга. Наследуя семейные идеалы, она в 17-летнем возрасте уходит добровольно сестрой милосердия на русско-турецкий фронт.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
Роман популярного беллетриста конца XIX — начала ХХ в. Льва Жданова посвящён эпохе царствования Петра Великого. Вместе с героями этого произведения (а в их числе многие исторические лица — князь Гагарин, наместник Сибири, Пётр I и его супруга Екатерина I, царевич Алексей, светлейший князь Александр Меншиков) читатель сможет окунуться в захватывающий и трагический водоворот событий, происходящих в первой четверти XVIII столетия.
Предлагаемую книгу составили два произведения — «Царский суд» и «Крылья холопа», посвящённые эпохе Грозного царя. Главный герой повести «Царский суд», созданной известным писателем конца прошлого века П. Петровым, — юный дворянин Осорьин, попадает в царские опричники и оказывается в гуще кровавых событий покорения Новгорода. Другое произведение, включённое в книгу, — «Крылья холопа», — написано прозаиком нынешнего столетия К. Шильдкретом. В центре его — трагическая судьба крестьянина Никиты Выводкова — изобретателя летательного аппарата.
Исторические романы Льва Жданова (1864 — 1951) — популярные до революции и ещё недавно неизвестные нам — снова завоевали читателя своим остросюжетным, сложным психологическим повествованием о жизни России от Ивана IV до Николая II. Русские государи предстают в них живыми людьми, страдающими, любящими, испытывающими боль разочарования. События романов «Под властью фаворита» и «В сетях интриги» отстоят по времени на полвека: в одном изображён узел хитросплетений вокруг «двух Анн», в другом — более утончённые игры двора юного цесаревича Александра Павловича, — но едины по сути — не монарх правит подданными, а лукавое и алчное окружение правит и монархом, и его любовью, и — страной.
В книгу вошли три романа об эпохе царствования Ивана IV и его сына Фёдора Иоанновича — последних из Рюриковичей, о начавшейся борьбе за право наследования российского престола. Первому периоду правления Ивана Грозного, завершившемуся взятием Казани, посвящён роман «Третий Рим», В романе «Наследие Грозного» раскрывается судьба его сына царевича Дмитрия Угличскою, сбережённого, по версии автора, от рук наёмных убийц Бориса Годунова. Историю смены династий на российском троне, воцарение Романовых, предшествующие смуту и польскую интервенцию воссоздаёт ромам «Во дни Смуты».