Царизм и третьеиюньская система - [56]

в его прежнем виде по 87-й статье[287]. Узнав об этом, Госу­дарственный совет И марта провалил законопроект в це­лом. Но Столыпин, с согласия царя, через три дня провел его в чрезвычайном порядке.

Казалось, Столыпин одержал полную победу, однако на самом деле это была пиррова победа. «Столыпин и его прихвостни,—писал по этому поводу Витте,—торжество­вали, но для мало-мальски дальновидного человека было ясно, что это торжество накануне его политической гибе­ли» [288]. То же самое писал и Шидловский. Столыпин, указы­вал он, совершил «акт политического самоубийства»[289]. Сам Столыпин также говорил Коковцову, что его дни, как премьера, сочтены, что до него «добираются со всех сторон» и он.«здесь не надолго»[290].

Помимо заступничества нескольких великих князей, одной из причин временного оставления Столыпина на посту было нежелание верхов создавать «конституцион­ный» прецедент — принятие отставки на базе конфликта исполнительной власти с «представительными учрежде­ниями». Коковцов указывает, что, когда после провала курий Столыпин подал прошение об отставке, царь заявил ему, что он не может «допустить подобный исход под влия­нием частичного несогласия Совета. Во что же обратится правительство, зависящее от меня, если из-за конфликта с Советом, а завтра с Думою будут сменяться минист­ры?» [291]. Было решено убрать Столыпина потихоньку. «По­

литически Столыпин был уже конченым человеком,— говорил значительно позднее (после убийства Распутина) А. В. Кривошеин (министр землеустройства и земледелия при Столыпине) Гучкову.— Отставка его была уже реше­на; только искали формы и повода для его перемещения на невлиятельный пост» [292].

По одним данным, предполагался перевод Столыпина наместником на Кавказ, по другим — для него намечалось учредить пост восточносибирского наместника[293].

В конце концов выход был найден охранкой, отправив­шей неудавшегося Бисмарка на тот свет с помощью своего агента Богрова, который смертельно ранил Столыпина 1 сентября 1911 г. О том, что это сделала охранка, свиде­тельствует ряд хотя и косвенных, но достаточно убедитель­ных данных.

Верхи, правая и либеральная печать одинаково при­знали, что причиной политической гибели Столыпина был крах его бонапартистской политики. Была бита, констати­ровал Трепов при обсуждении законопроекта о западном земстве, ставка Витте на крестьянскую Думу, но также бита ставка Столыпина и на III Думу[294].

В статье «В чем кризис?» Меньшиков писал: «Было бы неправдой утверждать, что П. А. Столыпин непопулярен. Напротив, он пользуется общим уважением, но в этом уважении чувствуются как бы ноты некоторого разочаро­вания». «Мы все ждем появления больших людей, очень больших, великих. Если данная знаменитость получила величие в аванс и вовремя не погасила его,— общество этого не прощает». «Годы идут, но большого дела что-то не видно». Столыпин «имел счастье дождаться заметного успокоения», но «увы, маятник остановился лишь на одну секунду, и, кажется, мы снова... начинаем катиться влево».

Нет положительной идеи для борьбы с революцией — таков вывод Меньшикова. А «даже гениальные люди — каковы Наполеон и Бисмарк — были бессильны вне всякой идеи». «Кризис не в том,— писал Меньшиков в заключе­ние,— что Гос. Совет разошелся с П. А. Столыпиным, а в том, что последний не в состоянии стать хозяином поло- жения...» [295]. Это был приговор Столыпину.

Такую же оценку положения давала и кадетская «Речь». «От возможного крушения,— писала она,— наш премьер ускользал до сих пор, передвигаясь вправо и подхватывая тот лозунг, которым пробовали воспользо­ваться против него». Но «эта игра... не могла продолжать­ся бесконечно». «Вправо поворачивать дальше некуда... Для этой политики услуги П. А. Столыпина больше не нужны... И справа и слева слишком хорошо понимают, что на одной отрицательной программе ,,успокоения“ нельзя же оставаться навек. А ни на что другое присяжные „успо- коители“ не показали себя способными. Мало того, слиш­ком ясно становится теперь, что и самый момент ,,успо- коения“... они не сумели использовать, принявши средство за цель». Эту же мысль «Речь» разъясняла цитатой из одной влиятельной немецкой газеты, которая писала: «Он (Столыпин.— А. А.) сделал все для подавления минувшей революции, но очень мало для предотвращения рево­люции будущей» [296].

«Парламентский» кризис. «Парламентский» кризис был вызван трехдневным роспуском палат, которого Столыпин потребовал для проведения законопроекта о западном зем­стве в порядке 87-й статьи Основных законов. Искусствен­ный перерыв занятий Думы п Государственного совета после четырехлетнего существования третьеиюньской Ду­мы означал полный провал думского бонапартизма Сто­лыпина. «Конституция» предстала перед страной как чи­стейшая фикция: с «народным представительством» ца­ризм мог так же мало церемониться, как мало церемонил­ся он с каким-нибудь губернским земством.

Выразив свою радость по поводу оставления Столыпи­на у власти, октябристский официоз далее писал: «Другое дело — обстоятельства, сопровождающие возвращение П. А. Столыпина». «Упрочение данного прецедента на практике может привести к очень опасным последствиям, и, логически рассуждая, таким путем можно и сов­сем свести на нет значение законодательных учрежде­ний» [297].