Царизм и третьеиюньская система - [30]

В формуле перехода фракции говорилось, что «указ 9 ноября представляет одно из звеньев дворянско-бюро­кратической системы решения вопросов, выдвинутых дви­жением последнего времени», т. е. революцией 1905—

1907 гг. В ней отмечалось, что правительство своей аграр­ной политикой преследует цель «усилить и укрепить класс зажиточной сельской буржуазии, надеясь найти в ней опору в борьбе с экономическими и политическими притязаниями масс, чтобы тем сохранить господствующее положение за землевладельческим классом и бюрокра­тией». Подчеркивалось, что «существенной целью указа 9 ноября является стремление разбить солидарность крестьян», имевшую место в период революции. Главный вывод гласил: улучшение положения десятков миллионов крестьян возможно «только при переходе земель средних и крупных землевладельцев, а также земель государствен­ных, удельных и монастырских в руки крестьян» [157].

Слово «муниципализация» не было произнесено ни разу, и это было отнюдь не случайно. На заседаниях фрак­ции, посвященных предстоящим (выступлениям по указу 9 ноября, меньшевики настойчиво требовали, чтобы один из ораторов обязательно развил тезис о муниципализации, и добились соответствующего решения[158]. Тем не менее этого сделано не было, и «виной» тому была позиция крестьянских депутатов. Выступать с «муниципализа­цией» при таких настроениях крестьянства, склоняв­шегося к национализации земли, означало поставить под удар остатки своего влияния в рабочем движении. Жизнь заставляла признать правоту аграрной программы больше­виков и прятать меньшевистскую программу подальше от представителей крестьянства.

Таким образом, главный итог прений по указу 9 нояб­ря состоял в том, что и в третьеиюньский период все крестьянство в аграрном вопросе продолжало оставаться на революционно-демократических позициях.

В связи с этим В. И. Ленин писал: «Неудержимое бешенство, с которым правые нападают на революцию, на конец 1905 года, на (восстания, на обе первые Думы, пока­зывает лучше всех длинных рассуждений, что хранители самодержавия видят перед собой живого врага, что борьбу с революцией они не считают конченной, что возрождение революции стоит перед ними ежеминутно, как самая реальная и непосредственная угроза. С мертвым врагом так не борются. Мертвого так не ненавидят» [159].

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС

Национализм. Национализм — важнейшая часть политики третьеиюньской монархии — был провозглашен уже в третьеиюньском манифесте, требовавшем, чтобы новая Дума была «русской по духу». В полном соответствии со взятым бонапартистским курсом национальная политика царизма проводилась в расчете на два большинства, и про­вал ее был обусловлен той же причиной, которая привела к краху политику бонапартизма в целом.

Революция 1905—1907 гг. поставила перед царизмом и буржуазией национальный вопрос как проблему предот­вращения распада империи, сохранения «единой и неде­лимой» России. Для обоих партнеров по контрреволюции это было вопросом жизни и смерти. Для царизма империя была оправданием его существования, основой политиче­ского всевластия и монополии военной силы. Русской бур­жуазии, слабой и хищнической, она давала возможность расти вширь и сохранять господствующее положение по отношению к буржуазии окраин.

Еще в ходе революции все черносотенно-монархиче­ские организации борьбу с национально-освободительным движением провозгласили в качестве одной из своих основ­ных задач. В 1906 г. возникла еженедельная газета «Ок­раины России», ставившая целью борьбу против «сепара­тизма» окраин на началах «единства, неразрывности и це-

6 А. Я. Аврех

лостности России...» Спустя два года газета выступила инициатором создания «Русского окраинного общества», с тем чтобы предупреждать «шатания власти» в нацио­нальном вопросе, чтобы «содействовать власти держаться ясного и определенного пути» [160].

По примеру петербургского «Окраинного общества» возникли аналогичные общества и в других городах, раз­множались черносотенно-националистические листки и газеты — «Друг» (Кишинев), «Сусанин» (Красноярск), «Русский богатырь» (Николаев), «Южный богатырь» (Одесса), «Одесская резина»[161]. Во главе всего реакцион­но-националистического фронта стояли, помимо Совета объединенного дворянства, партия националистов. Всерос­сийский национальный клуб, газета «Новое время».

В третьеиюньский период национализм выступил в са­мой свирепой зоологической форме. Теоретик национализ­ма Меньшиков категорически отрицал мысль о том, что «инородцы» такие же граждане империи, как и русские: «конечно, не такие и не должны быть такими» [162]. Програм­мный лозунг национализма был предельно краток и ясен: «Россия для русских». Основные пункты программы пар­тии националистов сводились к следующему: 1) господст­во православной церкви; 2) содействие .боевой мощи Рос­сии; 3) национальное и религиозное направление народного образования; 4) «борьба с еврейством».

Позиция октябристов в национальном вопросе почти не отличалась от позиции правых. Даже орган Струве, всячески защищавший октябристов, был вынужден при­знать, что при проведении в Думе националистических законопроектов октябристы были «по существу те же на­ционалисты» [163]. Одна из главных ошибок избирательного закона И декабря 1905 г., по мнению октябристского офи­циоза, состояла в том, что «колонии получили те же права, что и метрополия» [164]. Разница между правыми и октябри­стами заключалась лишь в той реальной роли, которую они играли при осуществлении националистического курса в Думе. Первые выступали в качестве младшего партнера, вторые были подлинными хозяевами положения.