Цари мира - [32]

Жанна, смущенная таким потоком слов, не знала, что отвечать, но упоминание об Анри и добрые слова и ласка ее новой подруги ее снова ввели в слезы. Не дожидаясь ответа, Габриэль, сама еще молодая женщина, вспорхнула и, живо собравшись и спросившись у начальницы, которой импонировало письмо монахини, явилась обратно и, взяв под руку Жанну, повела ее к себе на улицу Анонсиасьон, в дом против бывшего монастыря кармелиток, на четвертом этаже, из окон которого был виден, как на ладони, монастырский двор.

XXIX

Антонио проснулся с тяжелой головой и первую минуту не мог определить, где он очутился. Он лежал на диване в незнакомом месте. Кругом стояли мольберты, полотна с картинами. Он вспомнил, что он у художника, и все, что происходило накануне, и ему стало стыдно и досадно на себя.

Он встал, с удовольствием умылся свежей водой из умывальника, оделся, и, взглянув в соседнюю комнату, где еще спали его приятели, вышел на улицу. Было чудное, восхитительное утро. На Корсо царило обычное оживление. Антонио зашел в небольшую кофейню, спросил «капучино»[35] и бумагу и принялся писать письмо Папе.

«Санто падре (писал он), я не в силах перенести положенное на меня испытание. Я обращаюсь всей каюсь и прошу безотлагательного отпущения, получив которое, я буду до конца дней моих верным служителем Святой Церкви. Прошу позволить мне удалиться в один из загородных монастырей, где бы я уединенной работой и добровольным молитвенным подвигом мог доказать свою ревность к Святой Вере и чистосердечность моего раскаяния».

Запечатав письмо и надписав адрес: «Ватикан, Его святейшеству Папе», он отнес его на главную почту, где сдал заказным бесплатно, так как на всем протяжении итальянского государства, в силу закона о гарантиях, письма, адресованные Папе, как и те, которые адресованы королю, не оплачиваются. Сделав это, Антонио почувствовал облегчение.

Да, надо было кончить, он поступил правильно, и Папа, наверное, поймет его.

Воспоминание об отвратительной вчерашней оргии вызвало краску на его лице. И он, старик, затесался в эту компанию! Он бы должен был уйти и остался, чтобы служить посмешищем молодежи! Нет, он должен себе сознаться, что он нарочно не уходил: его давно тянуло испытать и этот, самый гнусный вид разврата с девушками, развратными до мозга костей, но сохраняющими телесную невинность до выгодного случая! И он был вчера как раз свидетелем и соучастником такого случая! Богач ди Бролио, после того, как всякие гадости были совершены его товарищами на все способы, дал по стофранковому билету каждой из натурщиц и получил то, что до него не было доступно для его более бедных друзей.

Выйдя из почтамта, Антонио встретился с вышедшим из церкви Святого Сильвестра английским священником, которого он когда-то знал. Тот с изумлением на него посмотрел, видя его в сутане. Антонио прямо подошел к нему и сказал:

— Вы меня не узнаете? Я Делла-Кампо, вернулся в Католическую церковь, и вчера сам Святой отец меня принял.

Тот протянул два пальца своей руки с некоторым недоверием.

— Вы не верите? Справьтесь в Инквизиции.

— Хорошо, поздравляю вас, но, извините, мне некогда.

Эта встреча немного охладила Антонио. Но он решил не унывать. Он пошел по направлению к Пантеону. Дорогой его встретили еще два знакомых священника и оба отвернулись. У Пантеона попался ему навстречу старичок, настоятель французской церкви, монсеньор д'Арманьян. Этот на него взглянул и поздоровался. Очевидно, он уже знал о его возвращении.

— Монсеньор, — сказал Делла-Кампо, — я прошу вас вернуть мне вашу прежнюю дружбу.

— Сеньор аббат, — ответил тот, — я был дружен с вами, пока вы были каноником Святого Петра. Я очень рад вашему возвращению, но теперь дружба с вами меня может компрометировать. К тому же ваши денежные обстоятельства, как я слышал, неважны, и потому я отклоняюсь от дружбы, которая бы меня обязывала вам помогать…

Антонио не дослушал циничного монсеньора и поспешил от него отойти. Не решаясь более подходить ни к одному из бывших знакомых, он проплутал до вечера по улицам Вечного города, и около семи часов, когда прозвонили Аве-Мария, отправился за ответом в Ватикан. После бесконечно долгого сидения в полной посетителями прихожей папского статс-секретаря кардинала Рамполы, этот, наконец, принял его.

— Вам не угодно было оставаться у Святых Иоанна и Павла, — сказал он, — можете отправляться куда вам угодно, только мы требуем, чтобы вы сняли духовную одежду и удалились из Рима.

— Скажите Святому отцу, — ответил Делла-Кампо, — что вчера я готов был это сделать. Но сегодня я понял, что я этого сделать не могу. Если мое раскаяние не принято, если мне нет прощения, если я должен навсегда расстаться со всякой надеждой на полное примирение с Церковью, если вы меня гоните из Рима, — я покину и этот мир!

Шатаясь, он вышел из Ватикана. Была звездная ночь. Он шел и шел, сам не зная куда. С растерянным взглядом, бессвязно повторяя бессмысленные слова, жестикулируя руками, он обратил на себя внимание запоздалых духовных, возвращающихся из кардинальских аудиенций. Вдруг к нему подошли двое: он их уже видел у Рамполы. Это был американский епископ из Далласа в Техасе и его секретарь.