Цари мира - [30]

XXVII

— Per baccho![30] Альфред, этот монсеньор, должно быть, пустой проходимец, необразованный и невоспитанный авантюрист, не верующий ни в Бога, ни в дьявола, отчаянный развратник, которому все прощается за его богатство и связи в высшем обществе…

— Нет, Энрико, ты не угадал. Это человек глубоко верующий, всесторонне образованный, воспитанный в лучшем обществе, но порвавший с ним всякие связи и совершенно нищий. Насчет нравственности — если судить по наружному виду или его самого послушать — он чудовище. Идет он вечером по закоулку, его зазывает женщина словами: «Воna sera»[31]… Он ей, вежливо кланяясь, отвечает: «Bona sera» и идет дальше. Раз одна такая его останавливает, приглашает к себе и говорит: «Будем делать любовь, будем делать еще что-нибудь?» Он, не смущаясь, отвечает: «Синьорина, я уже то и другое сделал и очень утомился. Извините меня на этот раз…»

— Ну, так это какой-нибудь скопец… При встрече с женщиной он, как папский певчий, вздыхает: Che sciagura di non aver[32]…

— Ошибаешься и на этот раз. Он женат и отец прелестных детей…

— Женат? Латинский поп — и женат!? Может быть, мы тебя не поняли?

— Женат, господа, по всем правилам Церкви и государства.

— Ну, мы тебе не верим, это слишком!

— А я верю, — сказал Делла-Кампо, — я знаю, про кого вы говорите: Лев Гика, румынский священник греческого обряда, который за переход в католичество поплатился своим княжеским титулом и майоратным имением?

— Он самый.

— Это фанатик или сумасшедший! Скандалист! Он месяц тому назад публично обличил патриарха, кажется, коптского, во взяточничестве и симонии, так что бедный арап не знал, куда деваться.

— Так тому и надо было.

— Все знали и молчали, а он высказал!

— Да еще как! Ему поручили передать патриарху 500 франков за постановление одного эфиопа. Он не отказался, и все ожидали, что он их и передаст. Но дон Леоне выбрал время, когда патриарха провожали на станцию. Все прелаты пропаганды, египетский консул, африканские епископы и масса народа. Подойдя к нему, он вынул из кармана пачку денег и, говоря во всеуслышание: «Вот деньги, которые вы требовали за постановление в священный сан Аби-Мулата», поднес их к патриаршему носу, дал ему понюхать, а затем спокойно положил назад в карман и отнес обратно той даме, которая хлопотала за Аби-Мулата.

— Молодец! Что же Аби-Мулат?

— Аби-Мулат чуть не лопнул со злости, думая, что все потеряно. Но патриарх все же посвятил его в епископы Дамиетты, а патриарх, который притом был уличен в растрате 200 000 франков, получил строгий выговор. Гику же заставили извиниться перед патриархом письменно, что он и исполнил.

— Мы тоже знаем этого аббата! — сказали чочары. — Когда мы были маленькими, он давал нам сольдо и покупал наши букетики на Пьяцца-ди-Спанья.

— Когда он на Пинчио бывает утром, дети его обступают, птицы слетаются к нему и садятся ему на плечи. Говорят, он очень скучает по своей семье, которая осталась в Румынии, каждый год он туда ездит, и каждый год его жена приносит ему ребенка…

— Баста про попов! Что говорят о таинственном убийстве в Савойе двух французских офицеров каморристами?

— Говорят, что один из убитых преступник, бежавший из французской тюрьмы. Другой же — его сообщник, бежавший прежде, чем его успели арестовать. Оба обвинялись в причинении взрывов тулонских пороховых складов при помощи беспроволочного телеграфа. Газеты сообщают, что убийцы, желая воспользоваться их изобретением, увезли одного из тюрьмы, другого из его дома, привезли в Геную, где похитили их бумаги, а затем в Савойе с ними прикончили. Кто говорит, что в Генуе убийцы только выследили их тайны и хотели увезти на корабле в Калабрию, но корабль потерпел крушение, и они на двух лодках добрались до Савойи, где злодеи убили несчастных и завладели бумагами. Пишут, что с ними были две женщины, которые скрылись.

— А убийцы пойманы?

— Исчезли, оставив кинжал и карточку. Кинжал с насечкой «Маффия», а карточка с вымышленной фамилией Лебюфон[33].

— Шут.

— Господа, — сказал каноник, просмотрев газеты, — по описанию я заключаю, что я ехал в одном вагоне с одной из жертв из Ниццы в Геную. Могу уверить, что он был совершенно один и ехал по доброй воле. Он мне даже оказал услугу на границе, взяв мой чемодан и выкинув из него кое-какие ненужные вещи…

— «Трибуна»! — пронеслось по улице.

— Девять часов, вышла «Трибуна», посмотрим, что в ней нового, — сказал Альфред и пошел за газетой.

— Есть подробности! — сказал он, возвратясь. — Убийцы арестованы: это пять моряков с яхты «Ла-Стелла», взорванной убитым инженером Дюпоном.

XXVIII

Мы оставили безутешных сестру и вдову Дюпона в ту минуту, когда они, сообразив, что опасность быть убитыми мафией угрожает и им, решили скрыться. Надо было сделать это как можно осторожнее, чтобы не привлечь внимания. Взяв вещи, они незаметно вышли, пользуясь собравшейся толпой любопытных, окруживших остерию, где произошло преступление. Они прошли к вокзалу, где справились, есть ли в Генуе пароходы, отправляющиеся в Англию или Францию. Такового в этот день не было, но был на другой день идущий в Марсель.

— Ну, мы его и возьмем, — сказала монахиня и прибавила: — Ночь проведем в гостинице «Лигурия», там недорого.