— Его мать хоронят, — ответила она, кивая на деда.
Я чуть не села. Это же сколько лет было покойной? Больше ста? Всем бы столько жить!
— Сколько же ей лет было? — вырвалось у меня.
— Двадцать три!
— Сколько?!
— Двадцать три. Совсем молодая умерла.
— Почему ее только сейчас хоронят? — сильно удивилась я.
— Ты разве не знаешь? — с подозрением уставилась на меня женщина.
— Так я только что пришла от двоюродной сестры Василисы, она повредила ногу и болеет, а ее мать сказала, что…
— Ладно, поняла. Они позже придут, звонили, предупредили. Дед Василисы приехал. То есть дед ее мужа…
И я узнала историю о том, как дед, оставшись один на старости лет (вообще-то он и так всю жизнь прожил один), решил поселиться у племянника. Всю свою жизнь с рождения он прожил в Магаданской области, большую ее часть — в поселке Ягодном. Уезжая оттуда на материк, он забрал с собою отеческие гробы, вернее, один гроб — матери, которая давно умерла. Это там вроде бы так принято. Всем, кто выходит на пенсию, ехать в Москву или ее окрестности, и гробы с родней сюда же тащить.
— Ты на него внимания не обращай, он заговаривается, — сказала женщина. Мне повезло, что она посплетничать любит. — Они когда гроб-то выкопали и открыли, он рехнулся. Мать-то его в вечной мерзлоте лежала. Он состарился, а она молодая, как только что умерла. Вот он ее увидел и рехнулся сразу.
Так что я попала на похороны дубль два, с разницей в семьдесят лет. Надо бы уходить, но что-то меня здесь держало, и это что-то явно не веселая компания. На кухню помогать в приготовлении поминальной трапезы я не пошла, ввиду полого отсутствия кулинарных талантов. Присела возле грустного деда, который заговаривается. Он увидел собеседника и решил поговорить.
— Мне пять лет было, когда она умерла, мамочка. Я уже старик, мне семьдесят пять, а она там, — он кивнул на ящик, — все такая же красивая. В белом платье. Я же помню.
Я сочувствующе молчала. Жалко его очень.
— И еще она со мной разговаривала.
— Да? — встрепенулась я.
— Сказала, что холодно ей… Ничего, мне уже на этом свете недолго осталось, будем с ней вместе…
Я молчала дальше, сделав соответствующее случаю траурное лицо. Пора домой. Не очень разобралась, но надо подумать. Посидев еще немного рядом с дедом, ушла.
Деда, правда, жалко. Не надо быть психологом, чтобы понять, какая у ребенка случилась душевная травма после похорон матери. А когда гроб перевозил, вообще рехнулся с горя. Подруга Елена, которая, есть надежда, все-таки окончит свой психфак, многое бы могла рассказать на эту тему.
Вернулась домой и еще раз покормила кошку. Она меня ждала, терлась о ноги, лезла на руки, хотя всегда была независимая в поступках и в суждениях. Одиноко ей, бедной, было. Вот, как в анекдоте — толпа друзей, а кошку на выходные оставить некому. Вообще-то я думала, что за ней мама присмотрит. Бедная кошка, покормить ее третий раз? Нет, лучше полью кактус. Он вообще поник, колючки повесил, я про него забыла, и еще ему не нравится горшок в форме жирной розовой свиньи, где ему приходится жить. Ну, а ничего другого нет, это Настин подарок. Надо бы позвонить младшей сестренке моей подруги. У меня вопросы накопились.
— Настенька, — обрадовалась я, услышав голос девочки в трубке, а то уже поздно звонить, но очень надо. — Привет, я хотела у тебя кое-что спросить.
— Спрашивай. Потом я спрошу.
— Настя, вот ты у нас специалист по растениям…
— Не я, папа.
— Ну, пусть папа. Он тебе про вечную мерзлоту рассказывал?
— Про то, что там растет?
— И не только. Вот, скажи, сколько труп может храниться в вечной мерзлоте?
— Это ты про мамонтов?
— Нет, не про мамонтов. Просто интересно.
— Долго может храниться. Папа сказал, что в России шестьдесят процентов территории — вечная мерзлота, а остальное — зона рискованного земледелия.
— То есть труп может выглядеть так, что можно поверить, что он ходил и разговаривал?
— Мамонт разговаривал? С тобой?
— Эй, Миля, привет! — вырвала трубку у сестры Елена. — Какие трупы на ночь глядя?
— Это просто я вечной мерзлотой интересуюсь и мамонтами.
— У тебя свидание в выходные неудачно прошло? — догадалась Елена с изрядной долей злорадства. — Какие дохлые мамонты? И еще Настя вон кричит, чтоб ты не верила тем, кто говорит и ходит, когда его выкопали!
— Ладно, уговорили. Ни верить, ни выкапывать никого не буду, — безропотно подчинилась я.
— И еще Настя спрашивает, зачем тебе нужна вечная мерзлота.
— Что-то мне подсказывает, что нужна…
— А мне что-то подсказывает, что не нужна.
— Нужна! — обиделась я на недоверие к своему почти бескорыстному любопытству.
— Пользы тебе все равно никакой от всех твоих приключений. Ни разу пользы не было! Живи тихо, ходи на работу, корми кошку, трать зарплату!
— Ты права, — сразу согласилась я, потому что чувствовала свою вину, как перед кошкой, так и перед кактусом, — именно это и буду делать. Только вдруг в этот раз и польза тоже привалит кроме вреда?
— В чудеса веришь? — пожалела меня подруга. — Ну, верь.
— С одной своей подруги пример беру. Она, представь, принца ждет. Мечтает выйти за него замуж.
После этого моего высказывания Елена резко потеряла к разговору интерес и быстро со мной распрощалась. Я же, не спуская с рук кошку, которая вцепилась в меня всеми когтями и радостно мурчала, прошлась по квартире, перебирая в памяти, как лоскутки, все события сегодняшнего дня. Лоскутки никак не хотели складываться в одну ткань.