Царевна Софья - [38]

Тем временем патриарх с архиепископом Холмогорским Афанасием и епископом Тамбовским Леонтием приготовили «множество книг святых древних письменных греческих и славенских», написанных на пергамене и печатных. С помощью этих текстов церковные иерархи собирались обличать учение раскольников. Когда патриарх и сопровождавшие его высшие церковнослужители с книгами пришли в Переднюю палату царского дворца, Софья провела с ними совещание «о укрощении возсвирепевшего народа». Между тем раскольники и поддерживавшие их толпы простонародья стали требовать скорейшего начала прений, о чем сообщил пришедший Хованский. Софья поднялась с места и в присутствии архиереев и членов царской семьи произнесла вдохновенную речь:

— Вижу за грехи наши от Бога попущенное конечное Церкви святой великое бедство, и пастырю нашему святейшему патриарху, и властям, и всему освященному чину от народа возмущенного близкую смерть, и нам, если патриарха и властей не оставим, оной же смерти, как князь Иван поведал, не избежать. Только надежду имеем на Бога, обещавшего призывающих его в помощь от той скорби избавлять, и нас, грешных, в таковой скорби сущих и помощи его святой нам просящих, не презрит! И если все просящие станем единодушно, друг за друга хотяще душу свою положить, от сей страшной смертной скорби по всесильному своему Божественному Промыслу Бог нас избавит. И того ради я, грешная, за святую православную Церковь, и за святейшего патриарха, нашего пастыря, и за весь Освященный собор готова душу свою ныне без всякого страха положить. Так творец мой Христос Спаситель говорил: «Больше той любви нет, когда кто положит душу свою за друга своего». Тем же с святейшим патриархом и со властьми иду к народу в Грановитую палату! И если кто со мною хочет идти — тот мне да последствует.

Желание сопровождать Софью выразили ее тетка Татьяна Михайловна, сестра Мария Алексеевна и царица Наталья Кирилловна. В Грановитой палате Софья заняла Царское место, посадив рядом с собой Татьяну Михайловну. Наталья Кирилловна в этот раз охотно уступила первенство падчерице, расположившись в креслах под двойным троном рядом с Марией Алексеевной и патриархом.^{114} Ниже заняли места восемь митрополитов, пять архиепископов и два епископа в окружении архимандритов, игуменов; здесь же находился «весь царского величества сигклит» — бояре, окольничие, думные люди, стольники, стряпчие, жильцы и дворяне, а также выборные из пушкарского, солдатских и стрелецких полков.

Когда расколоучители с крестом, Евангелием, образами, аналоями и свечами в сопровождении толпы простого народа подошли к дверям Грановитой палаты, караульные стрельцы по указанию Софьи оттеснили рогатками посадских, а другие по приказу Хованского отогнали от дверей множество приходских священников, явившихся для участия в диспуте. Эти действия были вызваны необходимостью обеспечить порядок в Грановитой палате — никонианские священники были настроены едва ли не более агрессивно, чем раскольники, и даже затеяли с ними драку на лестнице перед Красным крыльцом.^{115}

Сильвестр Медведев перечисляет имена шестерых предводителей старообрядческого движения, давая им, естественно, весьма нелестные характеристики: «Никита проклятый суждалец изверженный, да бродяги и розстриги чернецы, Сергий Нижегородского уезду, Савватий росстрига боярской холоп московитин (вероятно, имеется в виду Савва Романов. — В. Н.), другий Савватий костромитин, пострижен в Ярославле в мирском дому таким же волочагою (то есть бродягой. — В. Н.) чернецом; Дорофей поселянин, Гавриил поселянин же — вси по мирских домех волочащиися и по многих монастырех бродящие своевольно». Прочих раскольников, явившихся на диспут о вере, Сильвестр оценивает совершенно уничижительно: «…невежди миряне и неуки, самые худые люди и ярыжные (пьяные) с кобаков пропойцы».^{116} Конечно, автор «Созерцания краткого» чрезмерно сгущает краски, выставляя противников официальной церкви в самом неприглядном виде.

Раскольники вошли в Грановитую палату «нагло с великим буйством, безчинием же и невежеством», поставили аналои и скамьи, положили на них иконы и книги, зажгли свечи — и всё это «с великим криком», «яко бесноватые». В пылу религиозной экзальтации поборники старообрядчества не отреагировали на необычность окружающей обстановки. Как подчеркнул С. М. Соловьев, «они пришли утверждать старую веру, уничтожать все новшества, а не замечали, какое небывалое новшество встретило их в Грановитой палате: на царском месте одни женщины! Царевны-девицы открыто пред всем народом, и одна царевна заправляет всем! Они не видели в этом явлении знамения времени».^{117}

Начало диспута отражено в сочинениях Медведева и Романова по-разному. Автор «Созерцания краткого» полностью приписывает инициативу Софье — та якобы строго вопрошала раскольников:

— Чего ради так невежливо и необычно, с таким дерзновением и наглостью к царскому величеству и в их государские палаты пришли, словно к иноверным, и Бога не знающим, и не почитающим святых икон?! И как без царского величества повеления и без благословения святейшего патриарха так дерзновенно, ходя по улицам многие дни и ныне вшедши во град Кремль, прелести своей раскольничьей учить смели и простой народ возмутили, который с вами пришел неведомо ради чего?