Царевна Софья - [36]

— Есть ли, братия, кому ответ давать властям? Велико дело Божие сие, надобно, чтоб люди ученые были.

— Есть у нас инок, зело искусен Божественному писанию, и посадские многие люди на сие дело тщатся.

Хованский приказал стрельцам явиться в назначенный час к нему домой вместе с Сергием, Саввой и другими раскольниками из числа посадских. Когда они пришли, князь признался:

— Я и сам, грешный, вельми желаю, чтобы по старому было в святых церквах единогласно и не мятежно; хотя и грешен, но несумненно держу старое благочестие, чту по старым книгам и воображаю на лице своем крестное знамение двумя перстами.

Выслушав прочитанную Сергием челобитную, Хованский остался доволен ее содержанием, однако сам монах в качестве оратора не произвел на него впечатления:

— Вижу тебя, отче, инока смиренна и тиха и неродословна, не будет тебя с такое великое дело, надобно против них человеку многоглаголивому ответ держать.

Старообрядцы уверили князя, что за это дело возьмется расстриженный суздальский священник Никита Добрынин, сначала под нажимом церковных властей отрекшийся от раскола, но теперь вновь ставший горячим поборником старой веры. От ненавидевших его иерархов никонианской Церкви он получил прозвище Пустосвят. Его кандидатуру Хованский одобрил:

— Знаю я того священника гораздо. Противу того им, церковным властям, нечего говорить; тот уста им заградит.

Раскольники требовали, чтобы диспут о вере состоялся в пятницу 23 июня, поскольку по пятницам обычно проводились церковные соборы. Кроме того, 25 июня должно было состояться венчание царей Ивана и Петра. Старообрядцы рассчитывали одержать победу в споре и наивно полагали, что после этого обряд венчания должен будет проводиться в соответствии с их учением. Хованский сначала не соглашался, опасаясь, как бы накануне важнейшего государственного мероприятия не возникло «великого смятения в народе», но, устав спорить, согласился:

— Будь по-вашему, собор в пятницу.

Посетители ушли от князя очень довольные, тем более что он уверил:

— Рад вам, братия, помогать, а того и в уме не держите, что по-старому вас казнить, вешать и в срубах жечь. Я вам в том бога свидетеля представляю, за то рад стоять.

Историк В. И. Буганов весьма точно оценил политическую игру начальника Приказа надворной пехоты: «Хованский, как видим, выступает как „царский боярин“, обеспокоенный тем, чтобы в связи с предполагаемым диспутом о вере не произошло „великого смятения“ среди народа в канун царского венчания. Но желая использовать в своих целях движение раскольников, с помощью которых этот сановный и ничтожный человек хотел бы укрепить свое положение и ослабить влияние Софьи, патриарха и других своих противников в борьбе за власть, он всячески подчеркивает свою приверженность старой вере, раздает нереальные обещания о поддержке, клятвы, упоминает имя Божие всуе».^{110} Это замечание верно, за исключением, пожалуй, излишне строгой характеристики Ивана Андреевича как «ничтожного человека».

В назначенный день стрелецкие выборные отправились к Хованскому:

— Когда, государь, изволишь отцам приходить на собор?

— Через два часа.

В положенный срок вожди старообрядцев явились в Кремль. Никита нес крест, Сергий — Евангелие, монах Савватий, незамедлительно прибывший в Москву из убежища в волоколамских лесах, держал в руках икону Страшного суда. Хованский велел провести раскольников в Ответную палату и сам вышел к ним в сопровождении дьяков, подьячих и «всех чинов людей».

— Коей ради вины пришли, отцы честные? — изобразил он неосведомленность.

— Пришли мы побить челом о старой православной вере, чтоб велено было патриарху и архиереям служить по-старому; а если патриарх не захочет служить по-старому, то пусть даст ответ, чем старые книги дурны. А мы всякие затеи и ереси в их новых книгах вконец обличим!

Хованский взял у раскольников челобитную и понес ее «в Верх к царям государям». В царских апартаментах было проведено короткое совещание с участием Софьи и патриарха, на котором принято решение отложить диспут до июля. Хованский сообщил расколоучителям:

— Будет против вашей челобитной дело недели на три, не токмо еще книги свидетельствовать; великое сие дело Божие. Патриарх у царей государей упросил отложить о сем деле до среды. В среду приходите после обедни.

Старообрядцев, естественно, беспокоил вопрос, каким образом будут венчать на царство Ивана и Петра. Хованский постарался успокоить Никиту Пустосвята и его сподвижников:

— Я вам говорил прежде сего, что царей государей станут венчать по-старому.

Разумеется, князь обманывал легковерных «отцов». Для него важно было, с одной стороны, поднять свой престиж в стрелецкой среде, а с другой — обеспечить сохранение порядка в столице.

Сразу же после совещания патриарх Иоаким, испугавшись, что «будет лишен славы и сана своего», начал подкупать выборных от стрелецких полков, «повелел поить их разными питьями» и посылал «дары великие, чтобы не поборники были православию». Эти действия принесли свои плоды; по свидетельству Саввы Романова, патриарх «тако иных слабоумных улести в свою волю».^{111}

Тем временем в стрелецких полках происходил сбор подписей под раскольнической челобитной. Приверженцев новой веры и ревнителей старообрядчества набралось примерно поровну. Кроме того, многие стрельцы-раскольники тоже не желали подписывать опасный документ: