Царь нигилистов 2 - [47]

— А кто внес пошлину? — спросил Саша.

— Я, — сказал папá.

И зажег сигару.

— Я просто теряюсь и не знаю, как благодарить, — сказал Саша.

Царь усмехнулся.

— Но, — сказал Саша.

Император посмотрел вопросительно.

— Девяносто рублей — это ни в какие ворота! — возмутился Саша. — Не у всех же есть папá, который может внести пошлину в 90 рублей! А если нет, а человек что-то интересное придумал?

— Эти пошлины далеко не все платят.

— Угу! Строгость российских законов компенсируется необязательностью их исполнения.

— Что за цитата?

— Карамзин. Разве нет? — удивился Саша.

— Я у него такого не помню.

Саша пожал плечами.

— Где-то читал.

— И что ты предлагаешь? — поинтересовался папá.

— Высокая патентная пошлина — это гиря на ногах изобретателей и камень на шее промышленности. Я предлагаю снизить раз в десять и платить только после внедрения изобретения. А лучше после выхода на окупаемость.

— Никто не признается, что получает доход, — заметил царь.

— Не признается — прое… потеряет привилегию.

— В «Морском сборнике» про патентное бюро твоя статья?

— Да-а. Там все в порядке, цензура пропустила.

— Не сомневаюсь, что цензура пропустила.

— Хорошо, что я вынес это на общественное обсуждение, — заметил Саша. — Похоже, выдача патентов Госсоветом — еще не самое страшное. Пошлины гораздо хуже. Сколько же еще подводных камней я ни хера не вижу!

— Саша! — одернул папá.

— В упор не вижу, — поправился Саша. — Интересно, а какая статистика? Сколько у нас выдается привилегий в год? А в США, например? Почему-то мне кажется, что мы отстаем раз в десять.

— Я скажу Княжевичу, чтобы он тебе прислал цифры, — пообещал папá.

Александр Максимович Княжевич занимал должность министра финансов. И именно им была подписана привилегия.

— Никому еще так быстро не выдавали привилегии, — заметил царь. — Меньше, чем за полтора месяца! А ты знаешь, были возражения. Не все считали твое изобретение безвредным. Поскольку есть опасность пожаров. Другие не находили в нем пользы — одну остроумную игру ума.

— Мы никогда не знаем, где польза, а где остроумная игра ума, — заметил Саша. — И что, во что выльется. Можно?

— Лист бумаги? Бери!

Саша взял лист, разделил надвое и сложил из половинки самолетик.

Запустил вдоль необъятного царского кабинета.

Самолет долетел почти до противоположной стены и приземлился на письменный стол.

— Вот что это? — поинтересовался Саша. — Что-то полезное или остроумная игра ума?

— Остроумная игра ума, — сказал царь. — Патентовать будешь?

— Ну, что тут патентовать? — спросил Саша. — Каждый может сложить из бумаги.

— И не запатентуют, — заметил царь.

— Однако, это не остроумная игра ума, — заметил Саша. — Представьте эту игрушку увеличенной раз этак в тысячу. И она летает над позициями противника и поливает их картечью.

— На военные изобретения вообще не выдают привилегии, — сказал царь.

— Да? Теперь понятно, почему у нас в армии капсюльные винтовки с дульной зарядкой. И, говорят, гладкоствольные пистолеты. Что американская армия слабее стало от того, что у Кольта патент?

— Американская армия, — поморщился папá. — С кем им там воевать?

— С Великобританией воевали.

Царь затянулся сигарой.

— Ты без этого не можешь, — заметил он. — Обязательно найдешь на солнце пятна.

— Здесь бы солнце найти, — возразил Саша.

Государь усмехнулся.

— Саша, а ты знаешь, сколько папá — твой дедушка — дал на разработку электродвигателей этому жиду Якоби?

Саша поморщился от неполиткорректного слова. Честно говоря, не задумывался о национальности Бориса Семеновича.

— Пятьдесят тысяч рублей, — продолжил папá. — Ты только вдумайся в эту цифру! Пятьдесят! Это мы так науку не поддерживаем! Демидовская премия — пять тысяч всего. И что? Якоби переехал в Россию из Пруссии, перешел в наше подданство, поселился в Петербурге и построил свой электроход, который плелся со скоростью 2 версты в час. За пятьдесят тысяч!

— Некоторым изобретениям просто не пришло время, — заметил Саша. — Не в том смысле, что человечество морально до них не доросло, просто технологий нет. Чтобы построить телеграф, надо было, как минимум, уметь делать проволоку. И мы не знаем, чему пришло время, а чему — нет. Я был просто в шоке, когда Борис Семенович за три дня восстановил телефон. Мне полтора месяца авторучку не могут сделать. Кому только не рисовал! В разных вариантах!

— Я могу тебе дать денег на опытный образец, — предложил папá.

— Не обещаю, что не просажу, — сказал Саша. — Возможно, авторучке не пришло время.

— Попробуй. Телефон и радио того стоят.

— Спасибо. Нужны часовые мастера. В общем, те, кто умеет делать мелкие детали. Лучше всего встретиться.

— Будут, — сказал папá.

— То, что Бориса Семеновича не сослали в Сибирь после истории с грантом на электродвигатели, внушает некоторый оптимизм, — заметил Саша.

— Любишь ты англицизмы! — упрекнул папá. — Все-таки не стоит настолько засорять ими речь.

— С субсидией, — поправился Саша.

— Батюшка считал Якоби гением, так что многое прощал, — сказал царь. — Гальванопластика полезна. Правда, это стоило еще 25 тысяч серебром.

— А где российская компания «Якоби и сыновья»? — поинтересовался Саша.

— Он подавал заявку на привилегию, — сказал папá, — но ему рекомендовали опубликовать описание и выдали вознаграждение. Он не возражал. Издал книгу о гальванопластике, ее тут же перевели на немецкий, потом на английский.