Царь Ирод - [97]

Мнения советников разделились. Как пишет Флавий, наиболее осторожные из друзей Антипатра, зная нрав Ирода, советовали повернуть назад, в Рим, а если все-таки Ирод потребует его возвращения, просить защиты у Августа. Однако другие, которых Флавий подозревает в том, что они больше стремились поскорее вернуться к родным очагам, чем пеклись о судьбе Антипатра, говорили, что надо возвращаться в Иерусалим — чтобы он смог убедить отца в своей невиновности.

Но дело было, безусловно, отнюдь не в том, что этих советников не заботила судьба патрона. Еще как заботила, ведь она была и их собственной судьбой!

Настаивая на возвращении Антипатра в Иерусалим, они резонно замечали, что если в его адрес существуют какие-то подозрения, то любая попытка бегства будет воспринята Иродом и всеми остальными как однозначное доказательство его вины. К тому же бежать ему было, по сути, некуда — Август, безусловно, выдаст его отцу, если тот этого потребует, и уж тем более это с большим удовольствием сделают все остальные правители средиземноморских царств, числящие себя в друзьях Ирода. Единственный же недруг Ирода Архелай Каппадокийский является одновременно и заклятым врагом Антипатра. Можно было, конечно, попытаться бежать во враждебную Риму Парфию, но это означало навесить на себя клеймо предателя и навсегда отказаться и от мечты о короне, и о возвращении в пределы Римской империи. Да и кто его знает, как у Антипатра сложатся дела в Парфии, особенно с учетом, что тамошние евреи не любят его так же, как и римские!

Между тем, продолжали сторонники скорейшего возвращения, Ирод стар; не исключено, что он и в самом деле тяжело болен и зовет Антипатра, чтобы дать ему последние распоряжения перед смертью. Но даже если это и не так, он все равно не посмеет казнить сына без подробного расследования, суда и санкции Рима. На все это требуется время, а время сейчас явно работает не на старого царя.

Словом, если Антипатр и решил последовать совету вернуться домой, то только потому, что по большому счету у него и в самом деле никакого другого выхода не было.

О том, что его дела обстоят совсем плохо, он понял, едва ступив на берег Кейсарии. Обычно для проводов и встреч царских особ на берег было принято сгонять многочисленную толпу, чтобы та своим ликованием всячески демонстрировала любовь к царю и его потомству. К тому же такие встречи с их торжественными церемониями, возможностью посмотреть на власть имущих были развлечением для самого народа, своеобразным способом утоления информационного голода в век отсутствия радио, телевидения, газет, Интернета и, само собой, социальных сетей. Так что местным властителям не приходилось прилагать особых усилий, чтобы собрать подобную «группу поддержки».

Но Антипатра в тот день на берегу никто не встречал.

В самом воздухе Кейсарии была разлита оглушительная, угрожающая тишина. Более того, все, с кем он случайно сталкивался, пока шел к присланным за ним колесницам, отшатывались от него, как от прокаженного. Даже его попытки расспросить колесничего, что происходит в стране, натолкнулись на гробовое молчание, так как Ирод категорически запретил всем о чем-либо разговаривать с Антипатром. Тем упорнее он кутался в свою пурпурную тогу — символ власти, немое напоминание того, что, несмотря ни на что, он является царственной особой.

В сущности, уже в эти минуты ему все стало ясно, но в нем все еще жила надежда, что, зная отца, он сумеет оправдаться перед ним и направить его болезненную подозрительность на кого-то другого. Поэтому Антипатр решил вести себя как ни в чем не бывало и делать вид, что ничего не происходит. Он не особенно удивился, когда стража на входе во дворец задержала всех его слуг и советников — это тоже было вполне предсказуемо.

Войдя в зал, где его ждали Ирод и новый римский наместник в Сирии Публий Квинтилий Вар, сменивший на этом посту Сатурнина, Антипатр, сделав усилие, чтобы сохранить самообладание, бросился с распростертыми объятиями к отцу.

Но и Ирод был явно готов к этому, заранее тщательно обдумав каждый жест и каждое слово, которое ему предстояло сказать.

— Грязный отцеубийца! — воскликнул он, жестом руки остановив Антипатра. — Не смей ко мне прикасаться! Каким же надо быть лицемером, чтобы пытаться обнять того, кого ты пытался отравить! Я предаю тебя суду наместника Вара, так кстати сюда прибывшего. Суд состоится завтра — как видишь, я решил дать тебе время, чтобы ты продумал, о чем будешь лгать на суде.

После этого Ирод дал понять, что не желает больше видеть сына, да Антипатр и сам хотел как можно быстрее покинуть зал, чтобы оказаться подальше от разгневанного отца.

В тот же день ему разрешили встретиться с женой и матерью, но встреча эта не добавила ему оптимизма — напротив, он осознал всю серьезность, почти безнадежность своего положения. И все же теперь он хотя бы более или менее представлял, какие обвинения его ожидают.

Описания суда над Антипатром в «Иудейской войне» и в «Иудейских древностях» в целом похожи, но разнятся в нескольких существенных деталях. Оба источника сообщают, что Ирод решил сделать судилище как можно более многолюдным, собрав, во-первых, всех членов семьи поголовно (подчеркнув таким образом «фамильный» характер суда и свое намерение держаться римского права); во-вторых, как своих приближенных, так и приближенных Антипатра. Последними в зал были введены многочисленные свидетели, которые под пытками или добровольно (таких, следует признать, было немного) дали показания против Антипатра.