Царь Ирод - [17]

Пока он был жив, Ироду при всех его тайных мечтах о царской власти почти не приходилось принимать судьбоносных решений — все такие решения принимал за него отец, а ему надо было лишь им следовать. После смерти отца в его жизни образовалась пустота, которую никто не мог заполнить, и простить эту смерть Ирод не мог никому. Тем более что параноидальные натуры, к которым он, безусловно, относился, вообще ничего никогда не забывают и никому ничего не прощают. Они увязывают каждое новое событие с прошлыми, выстраивая при этом в сознании запутанный, подчас не имеющий ничего общего с логикой и реальностью клубок связей и видя почти в каждом потенциального врага, плетущего против них заговор.

В этом смысле Ирода можно считать архетипом всех будущих властителей судеб стран и народов, страдавших аналогичными психическими расстройствами, — Александра Борджиа, Ивана Грозного, Иосифа Сталина, Мао Цзэдуна, Саддама Хусейна…

Примирение с Гирканом с этой точки зрения было исключительно притворным. Ирод не забыл и не простил царю ни унижения, пережитого им в синедрионе, ни слухов о причастности Гиркана к отравлению Антипатра, ни поддержки мятежников. Он просто сознавал, что Гиркан ему все еще нужен, и потому откладывал сладкий час мести, в душе уже приговорив последнего царя из династии Хасмонеев к смерти.

Но пока для Ирода было крайне важно получить в жены внучку Гиркана и, как уже было сказано, в данном случае к политическому расчету примешивалась подлинная страсть. Ирод был очарован волнующей красотой юной царевны, жажда обладания ею сводила его с ума, а потому просьба Мариамны подождать со свадьбой и пока ограничиться только обручением стала для него болезненным ударом.

Хотя Мариамна прямо ничего не сказала, он понял, что на ответное чувство ему рассчитывать не приходится. Прекрасная царевна дала согласие на брак, лишь подчиняясь настоятельной просьбе деда. Это, с одной стороны, еще больше распалило влечение Ирода, а с другой — вызвало новую вспышку гнева, вновь обращенную на Гиркана.

Все биографы Ирода отмечают, что формальных препятствий для этого брака не было, так как иудаизм хотя и не приветствует, но допускает многоженство. Вместе с тем Пятикнижие предусматривает и возможность развода супругов, и не исключено, что в качестве условия брака Мариамна потребовала от жениха развестись с простолюдинкой Дорис, успевшей к тому времени подарить Ироду его первенца Антипатра.

Как именно Дорис отнеслась к решению мужа жениться на царевне, источники умалчивают, однако из косвенных намеков Флавия можно предположить, что она люто ненавидела соперницу, от всей души желала ей смерти и даже была готова лично приложить руку к исполнению этого желания.

Арье Кашер отмечает еще одну важную политическую и психологическую подоплеку сватовства Ирода к Мариамне. По его версии, Ирод с детства видел в старшем брате соперника — сначала в борьбе за любовь отца, а затем в борьбе за власть. С ранних лет вплоть до смерти Антипатра он пытался доказать и ему, и всем окружающим, что он превосходит Фазаила и в воинской доблести, и в таланте политика. События, последовавшие после убийства Малиха, оттеснили Фазаила на второй план, а обручение с Мариамной и открывавшиеся с ним перспективы окончательно закрепили главенствующую роль Ирода в отношениях с братом и в семье в целом. И здесь вновь трудно удержаться от проведения параллели с Библией, с рассказом о соперничестве близнецов Исава и Иакова.

Впрочем, дальнейшие события развернулись так, что невольно заставили Ирода забыть о своих матримониальных планах.

В октябре 42 года до н. э. при Филиппах произошло решающее сражение между цезарианцами во главе с Марком Антонием и Цезарем Октавианом Августом и войсками Республики под предводительством Кассия и Брута.

В первой из этих битв, состоявшейся 3 октября, по так и оставшимся неясными причинам покончил с собой Кассий.

Во второй битве, произошедшей спустя 20 дней, осознав неотвратимость поражения, Брут повторил его судьбу. Республиканцы были разгромлены, и вскоре Марк Антоний появился на Ближнем Востоке, чтобы сполна взыскать с местных правителей за их поддержку Кассия.

Вряд ли нужно говорить, что Ирод, считавшийся любимчиком Кассия и получивший от него пост правителя Сирии, по логике вещей, должен был значиться в этом списке одним из первых.

Так, во всяком случае, считали знатные иерусалимцы, входившие в партию противников братьев-идумеев. Полные надежд, они явились к Марку Антонию с жалобой на то, что Ирод и Фазаил, по сути, узурпировали власть над Иудеей, оставив ее законного царя Гиркана не у дел, — что было чистой правдой.

Однако они не учли или попросту забыли об одном обстоятельстве: в свое время Антоний в составе легионов Габиния сражался с армией мятежного Аристобула и в этом качестве был с необычайным почетом принят в доме Антипатра, где познакомился с двумя его сыновьями и проникся к ним симпатией.

К тому же Ирод, понимая, что судьба его висит на волоске, сам поспешил с богатыми дарами и заверениями верности к Антонию, в одночасье превратившись из республиканца снова в цезарианца.