Бывший Булка и его дочь - [46]
«Птиц покупал!» — громко дыша, сказал Володя. Словно это что-нибудь объясняло.
«Каких птиц?»
«Во, три синицы».
Они вошли в комнату, где жили Володя и его мать. Это была комнатушка с одним окном. Стол квадратный — и для обеда и для уроков, железная кровать, полочка со слонами… Чего там ещё было? Наверно, рисованный ковёр, какие продавали на рынке, зеркало, ещё вроде шкаф. В общем, и спальня, и столовая, и комната для занятий — всё помещалось на двенадцати метрах. Тогда почти все так жили.
Они отодвинули стол, пробрались к окну. Володя распахнул его. Внизу, во дворе, собралось человек шесть или семь мальчишек, на лавочке сидели две старухи.
«Ну что? Ты или я?» — спросил Володя.
«Ты», — тихо ответила Женька.
«Ладно, а потом ты».
Он открыл клетку, запустил туда руку. Птицы заметались и запищали. Володя поймал одну, осторожно вынул руку, выставил её на улицу и разжал пальцы. Перепуганная синица сейчас же вспорхнула. Мальчишки внизу заорали: «Ура!» — и стали бросать вверх кепки, которые почти долетали до их второго этажа. А старухи одновременно, как по команде, перекрестились. Володя улыбался:
«Ну давай теперь ты!»
И то же самое сделала Женька.
«А теперь ты, Бул!»
Бывшему Булке никогда не забыть, как он почувствовал в ладони своей горячую птицу, всю напряжённую и в то же время совсем пуховую, невесомую. Голова её высовывалась из кулака, и клюв испуганно открывался.
Булка разжал пальцы, но птица почему-то не улетела. Быстро посмотрела налево, направо. Скакнула по Булкиной ладони к самому краю, казалось, сейчас она сорвётся. Булка почувствовал коготки, которыми синица охватила его мизинец.
«Ура!» — закричали внизу мальчишки, и синица исчезла.
«Молодец, Булан! — закричал Володя. — Видишь, как выпускает! — сказал он Женьке. — А у тебя сразу, как психованная, улетела…»
Так Володя Терешков отмечал день рождения своего отца, который погиб на фронте в сорок четвёртом году.
Женька и теперь осталась той же… Нет, не той же, конечно, — так только говорится. Никто не остаётся тем же. Всё, как известно, куда-то течёт и зачем-то изменяется. А куда оно, брат Булка, течёт? Да к старости, видишь, к болезням…
И всё-таки Женька осталась той же, хоть ты меня убей!.. Когда они сели на облюбованную Бывшим Булкой скамейку, Женька вынула из сумочки какую-то бумагу, спросила:
— Улица Молдогуловой знаешь где?
Новых московских улиц не упомнишь. Но именно эту он знал — один их рабочий из цеха получил там квартиру. Дня три назад ребята заходили навестить — рассказывали.
— Это, Жень, Ждановское метро. А там автобус, что ли… Ну спросишь…
— Далеко-то как! — Она покачала головой и дала Бывшему Булке клок клетчатой бумаги. Это было объявление, как видно, сдёрнутое со столба: «На улице Молдогуловой, дом такой-то, продаётся кот. Бесплатно».
— Поедешь? — спросил Бывший Булка.
— А чего делать! Положение-то видишь какое… Фиговое!
Когда «продают бесплатно», положение и правда… Однако Бывший Булка даже про себя не произносил это слово — «фиговое», потому что старался отучить от него Лидочку.
Потом, вскоре после птиц, Булка узнал, что Володя и Женька держат в сарае целое стадо собак. Когда Володя отомкнул дверь, они сидели и лежали в самых разнообразных позах. Но сейчас же встали, потягиваясь, отряхиваясь, виляя хвостами. Окружили Володю и Булку. Были они все удивительно вислоухие, незлобивые и будто бы чуть смущённые.
Как потом узнал Бывший Булка, Володя набрал этих собак по окрестным — в ту пору довольно-таки дремучим — дворам. А кое-кого — у ненавистных всем нормальным людям ловцов собак. Володя обычно запускал на это дело Женьку.
«Дядь, дай собачку!» — просила она.
Обладать одной собакой — конечно, большая радость. Но иметь их штук шесть или семь сразу! Теперь такого чуда не испытать уже, наверно, никому. Не те времена!
В месяц раза два они водили собак на прогулку в Сокольники, по Яузе, по заросшим бурьяном, неухоженным её берегам. На каждой собаке был ошейник — пусть и самодельный, но всё же гарантия от ловцов из душегубки.
Собаки трусили с холма на холм, трогая друг друга носами, повиливая хвостами. А Булка, Володя и Женька шли сзади, разговаривая о том о сём.
Конечно, на эту экспедицию уходил целый день — уроки оставались в абсолютно нетронутом состоянии. Но почему-то обычно везло. Или просто Бывший Булка забыл: мама его за отметки не ругала.
Лишь однажды, помнится, ему после экспедиции влепили громаднейшую двойку. И на той же неделе замечание.
Вот тогда уж нагорело — запомнил!
Причём замечание запало ему в душу своей несуразностью: «Смеялся на уроке географии. Срочно примите меры!»
Какие ж в таких случаях можно меры принять?..
Нынешней зимой Бывший Булка на антресолях откопал дневник с этим замечанием и долго хихикал, сидя на шаткой стремянке, под самым потолком. Хотел Лидке показать, потом воздержался. Из педагогических соображений.
Был он тогда ещё совершенно здоров…
А в Женьку он влюбился после вот какого случая. У них украли одну собачару.
Была она не сказать что сказочной красоты. Как теперь мог понять Бывший Булка, это была помесь пуделя и фокстерьера. На самом деле её, наверно, не украли — кому она сдалась, такая роскошь. Сама небось дезертировала при удачном случае.
