Бюро слухов - [3]

В том году я уже не путешествовала одна. Встретимся там, сказал ты. А когда увиделись на вокзале, было уже поздно передумывать. Ты подстригся в самой дешевой парикмахерской. Я тогда была намного толще, чем сейчас. Не было ли ошибкой тащиться на край света? Мы постарались не делать поспешных выводов.

Мы не понимали, куда едем, пока не сели на катер, плывущий на Капри. Стояло начало апреля. Над морем моросил легкий холодный дождик. От пристани мы поднялись на фуникулере; кроме нас, туристов не было. Кондуктор пожал плечами и сказал: вы рано приехали. На улицах пахло лавандой, и мы долго не замечали, что здесь нет машин. Мы остановились в дешевой гостинице; в жизни не видела такого красивого пейзажа, как из окон нашего номера. Вода чистейшего оттенка синего. Темный каменистый утес, выступающий в море. Хотелось плакать, ведь я не сомневалась, что никогда больше не вернусь в это красивое место. Давай пошатаемся по острову, сказал ты; как всегда, когда я начинала грустить. Мы пошли по тропинке вдоль утеса и набрели на автобусную остановку. Там стали ждать, взявшись за руки; не разговаривали. Я подумала: интересно, каково это – жить среди такой красоты? Подъехал автобус. Там были целых три человека: один продавал билеты, второй проверял, третий сидел за рулем. Нас это развеселило. Мы съездили в дальнюю часть острова, где на нас смотрели с любопытством. В магазине продавалась жвачка под названием «Бруклин»; ты мне ее купил.

5

Мы прошли диораму с антилопами. «У антилоп зрение в десять раз лучше, чем у человека», – сказала я, но ты не смотрел на меня. «В чем дело?» – спросила я. Ни в чем. Ни в чем. Но позже в зале минералов опустился на одно колено. Вокруг мерцали камни.

Гесиод говорил: Невесту выбирай из тех, кто живет рядом, а к выбору подходи тщательно, чтобы не взять в жены ту, что станет посмешищем для соседей. Нет ничего важнее хорошей жены и ничего ужаснее жены плохой.

После мы вернулись в гостиничный номер, упали на гостиничную кровать. Снаружи ждали почти все, кого мы любили. Ты взял мою руку, поцеловал ее и произнес: «Что же мы наделали? Что мы наделали?»

Когда мы только познакомились, я мучилась от хронического кашля. Кашель курильщика, хотя я никогда не курила. Я ходила по врачам, но никто не мог меня вылечить. Я тогда тратила очень много сил, сдерживая кашель. Лежала рядом с тобой по ночам и пыталась не кашлять. Одно время я вбила себе в голову, что у меня туберкулез. Здесь покоится та, чье имя начертано на водах, представляла я красивую эпитафию на своем надгробном камне. Но это оказался не туберкулез. А после замужества кашель сам прошел. Что же это было?

Может, одиночество?

Лежа в постели, ты бережно держишь мою голову, будто на ней до сих пор родничок, который нужно беречь. Не отдаляйся, говоришь ты. Почему ты так далеко?

Дом нужен для того, чтобы некоторых людей держать при себе, а некоторых не впускать. У дома есть периметр. Наш периметр иногда нарушали соседи, герлскауты, свидетели Иеговы. Никогда не любила звук дверного звонка. В него всегда звонили только неприятные люди.

Но и в самом доме были нарушители. Мыши; много мышей. Мы взяли напрокат кота, безжалостного мышеубийцу; он поймал и сожрал их всех. Его звали Карл; по ночам я слышала, как он хрустит мышиными косточками на кухне. Мне становилось не по себе, хуже чем от звуков мышиной возни. Парень из Нового Орлеана, моя старая любовь, однажды рассказал, как боролся с мышами его отец – варил их заживо в кипятке. Меня так это поразило, что я даже не спросила, как он их ловил и зачем убивать таким способом, но позже мне стало любопытно. Его отец родился в другой стране, может, там так было принято.

В моей старой квартире мыши бесчинствовали в открытую. Совсем стыд потеряли, не боялись ни света, ни метлы. Они жили в кладовой, и однажды, когда мы лежали в постели, дверь кладовой сорвалась с петель и упала на пол. «Они, наверно, готовились использовать ее как таран», – сказал ты.

6

Когда мы пошли смотреть квартиру, к нам приехала его мать и пошла с нами. Заметила, что церковь как раз напротив. Чуть высунешься из окна, и видно Христа на кресте. Хороший знак, сказала она; сын ее, правда, больше в Христа не верил, но это так, мелочи.

Увидев квартиру, мы обрадовались, что там есть дворик, а потом расстроились – весь двор занимала детская площадка с горками и шведской стенкой, а нам она была не нужна. Впрочем, когда мы подписывали договор аренды, я узнала, что беременна, и мы обрадовались детской площадке, потому что теперь стало ясно, что та пригодится. Но сразу после переезда выяснилось, что сердце ребенка перестало биться, и теперь я смотрела на детскую площадку в окно и мне становилось грустно.

Я хорошо помню тот день: ты взял такси с работы за пятьдесят долларов, обнял меня на пороге и держал, пока я не перестала дрожать. Мы уже всем рассказали. Теперь придется рассказывать другое. Ты взял это на себя, чтобы мне не пришлось. Потом приготовил ужин из всего, что мне нельзя было есть – вяленое мясо, непастеризованный сыр. Мы выпили две бутылки вина и уснули.

Я кормила птиц, что жили у нас за окном. Кажется, это были воробьи.