Бытовая культура итальянского Возрождения: У истоков европейского образа жизни - [48]
У Фичино идея бессмертия связана с платоновским эросом, возрождением одного человека через любовь к другому. Стремясь раскрыть диалектическую природу любви, Фичино показывает ее как единство рождения и смерти. «Платон, — говорит он, — называет любовь горькой вещью. И справедливо, потому что всякий, кто любит, умирает. Орфей называет ее glycypicron, то есть сладостно горькой, так как любовь есть добровольная смерть. Поскольку она есть смерть, она горька, но так как эта смерть добровольна — она сладостна. Умирает же всякий, кто любит»[86]. Любовь представляет собой обмен душами: когда влюбленный отдает свою душу любимому, он умирает, но при этом возрождается в душе другого, так что одна душа уже владеет двумя телами. «Обоюдная любовь означает смерть только для одного, но воскрешение обоих. Ибо тот, кто любит, единожды умирает в себе самом, так как пренебрегает собой. Воскресает же в любимом тотчас же. Воскресает снова, так как в любимом узнает себя и не сомневается, что любим. О счастливая смерть, за которой следует две жизни! О удивительная сделка, при которой кто отдает самого себя ради другого — обладает другим и продолжает обладать собой! Ибо кто однажды умер, воскресает дважды, и за одну жизнь обретает две, и из себя одного превращается в двоих»[87]. Таким образом, любовь в понимании Фичино одновременно грусть и радость, рождение и смерть, наслаждение и страдание.
Не меньший интерес представлял и отрывок из сочинения стоически настроенного Цицерона, который назывался «Сон Сципиона». Это сочинение печаталось в различных изданиях и неоднократно комментировалось. Как отмечает Якоб Буркхардт, «этот отрывок Цицерона представляет собой описание просветленного потустороннего мира для великих людей, наполненных звуками гармонии сфер. Эти языческие небеса, в пользу которых постепенно находили у древних и другие высказывания, вытесняли христианские небеса в той мере, в какой идеал исторического величия и славы отодвигал в тень христианские идеалы жизни. Уже Петрарка строит свои надежды на „Сне Сципиона“ и на высказываниях других цицероновских сочинений и на „Федоне“ Платона, вовсе не упоминая Библию»[88].
Философ Лоренцо Валла строит свой трактат «Об истинном благе» как диалог представителей трех философских школ: стоика, христианина и эпикурейца. Сам он оказывается на позициях эпикуреизма, что сказывается и на его трактовке теологических проблем. В частности, рай он представляет как наивысшее проявление принципа наслаждения, собрание всех возможных удовольствий. Не отказываясь от христианской идеи рая, он превращал его в воплощение своей концепции наслаждения как истинного блага.
Не только философия, но и поэзия обратилась к либеральным идеям о загробной жизни. Уже у Данте в «Божественной комедии» изображение рая и ада отличается от традиционного христианского вероучения. Главное в ней — непрекращающийся диалог души и тела. Хотя душа вечна, а тело смертно, после смерти душа ищет потерянного единства с телом. И это единство осуществляется после воскрешения. В этом состоит грандиозный эсхатологический пафос мистической драмы Данте. Как пишет М. Гранголати, «„Божественная комедия“ целиком проникнута эсхатологическим воображением своего времени. После воскрешения материальное тело празднует свой триумф в последней песне дантовского „Рая“»[89].
Тема жизни после смерти волновала многих писателей и поэтов Возрождения. У Шекспира, например, загробный мир — это или сон, или скитания души в неведомых пространствах мира, но отнюдь не воздаяние и наказание за грехи в реальной жизни.
(Мера за меру, III, I)
Шекспир высказывает стоическое мнение о том, что страшна не сама смерть как неизбежный финал жизни, а страх смерти, который парализует волю к жизни. «Ужас смерти — в страхе перед смертью». В этом содержится смысл гамлетовского рассуждения о том, быть или не быть?
У Шекспира проглядывает стоический идеал человека, который сохраняет свою волю и жизненную энергию перед лицом судьбы. В этом было новое понимание назначение человека, которое не имеет ничего общего со средневековой философией жизни, пронизанной христианской этикой смирения и воздаяния за грехи.
Но как же эти идеи отражаются в изобразительном искусстве? Какое воплощение они получают у художников Возрождения?
Настоящая книга посвящена истории русско-британских образовательных контактов. Русские студенты появляются в английских университетах уже в XVI веке. Первоначально они посещали только Оксфорд и Кембридж – два старинных университета мира, но затем сфера интересов расширилась и на другие университеты. Начиная с XX века русские становятся не только студентами, но и преподавателями, исследователями, выдающимися учеными. Многие из них внесли существенный вклад в развитие английской культуры и науки. Книга рассчитана на студентов, преподавателей, а также на всех тех, кто интересуется вопросами культуры и образования в современном мире.
В настоящей книге автор, описывая свою жизненную и научную биографию, анализирует потенциал интеллектуальной мысли в России, описывает ее спады и подъемы, достижения и утраты. Книга рассчитана на читателей, которые интересуются жанром мемуарной литературы.
В истории антифеодальных народных выступлений средневековья значительное место занимает гуситское революционное движение в Чехии 15 века. Оно было наиболее крупным из всех выступлений народов Европы в эпоху классического феодализма. Естественно, что это событие привлекало и привлекает внимание многих исследователей самых различных стран мира. В буржуазной историографии на первое место выдвигались религиозные, иногда национально-освободительные мотивы движения и затушевывался его социальный, антифеодальный смысл.
Настоящая книга охватывает три основных периода из боевой деятельности красных Таманских частей в годы гражданской войны: замечательный 500-километровый переход в 1918 г. на соединение с Красной армией, бои зимой 1919–1920 гг. под Царицыном (ныне Сталинград) и в районе ст. Тихорецкой и, наконец, участие в героической операции в тылу белых десантных войск Улагая в августе 1920 г. на Кубани. Наибольшее внимание уделяется первому периоду. Десятки тысяч рабочих, матросов, красноармейцев, трудящихся крестьян и казаков, женщин, раненых и детей, борясь с суровой горной природой, голодом и тифом, шли, пробиваясь на протяжении 500 км через вражеское окружение.
В настоящей книге дается материал об отношениях между папством и Русью на протяжении пяти столетий — с начала распространения христианства на Руси до второй половины XV века.
Представленная монография затрагивает вопрос о месте в русско- и церковно-ордынских отношениях института киевских митрополитов, столь важного в обозначенный период. Очертив круг основных проблем, автор, на основе широкого спектра источников, заключил, что особые отношения с Ордой позволили институту киевских митрополитов стать полноценным и влиятельным участником в русско-ордынских отношениях и занять исключительное положение: между Русью и Ордой. Данное исследование представляет собой основание для постановки проблемы о степени включенности древнерусской знати в состав золотоордынских элит, окончательное разрешение которой, рано или поздно, позволит заявить о той мере вхождения русских земель в состав Золотой Орды, которая она действительно занимала.
В книге исследуется ранняя история африканских цивилизаций и их место в истории человечества, прослеживаются культурно-исторические связи таких африканских цивилизаций, как египетская, карфагенская, киренская, мероитская, эфиопская и др., между собой, а также их взаимодействие — в рамках изучаемого периода (до эпохи эллинизма) — с мировой системой цивилизаций.
Книга вводит в научный оборот новые и малоизвестные сведения о Русском государстве XV–XVI вв. историко-географического, этнографического и исторического характера, содержащиеся в трудах известного шведского гуманиста, историка, географа, издателя и политического деятеля Олауса Магнуса (1490–1557), который впервые дал картографическое изображение и описание Скандинавского полуострова и сопредельных с ним областей Западной и Восточной Европы, в частности Русского Севера. Его труды основываются на ряде несохранившихся материалов, в том числе и русских, представляющих несомненную научную ценность.