Быт русского народа. Часть 3 - [19]
Волокита — здесь: бездомный скиталец, бродяга, нищий.
Гайдамака — вольница, разбойник, грабитель.
Гарный — свадебный, относящийся к свадебному пиршеству.
Демество — старинный церковный напев, взятый из греческого, исполняемый гнусливо и в один голос.
Дружка — второй свадебный чин со стороны жениха, женатый молодой человек, главный распорядитель, бойкий, знающий весь обряд, общий увеселитель и затейник; он же уводит и ночью стережет молодых.
Еста — старинная форма глагола есть.
Запона — здесь: полотнище, полсть для завешивания и охранения чего-либо.
Золотный — парчовый, вытканный из золота, шитый золотом.
Изголовье — здесь: подушка, подстилка.
Индикт — пятнадцатилетний период времени с началом отсчета от 1 сентября, а также число лет этого кругооборота, отвечающее данному году.
Кадь — чан, посуда с обручем большого объема.
Казимир — вышедшая из употребления шерстяная ткань, легкое сукно, полусукно с косой ниткой.
Комка — шелковая китайская ткань с разводами.
Камчатный — сделанный из камки.
Кармазин — тонкое, ярко-алое полотно.
Клирос (крылос) — место в церкви для певцов и сами певцы во время службы.
Келарь — инок, заведующий монастырскими припасами или светскими делами монастыря.
Кика — женский головной убор, род повойника.
Косячее окошечко — кособокое.
Кут — угол, закуток, тупик.
Кутний угол — придверный угол; иногда — бабий угол, стряпная за перегородкою, за занавескою; в некоторых областях — красный угол.
Куфтер — сверток.
Лихой человек — здесь: злой, злобный, мстительный, лукавый.
Меды крепкие — напиток из меда с водой, хмелем и пряностями.
Миро — благовонное масло; в церковном значении деревянное масло, варенное с красным вином и благовониями, освящаемое в Великий четверток для совершения таинства миропомазания.
Миропомазание — церковное таинство, совершаемое через помазание св.
миром; обряд постановления, посвящения русских царей.
Муравленый — покрытый муравою: глазурью, поливою.
Наседка — женщина, всецело занятая своими детьми.
Окольничий — сан приближенного к царю, по службе, лица, второй сверху по чину.
Оловянник — оловянная кружка.
Очипок — нижний чепец, под платок.
Объярь — старинная волнистая шелковая ткань.
Папошник — печенье.
Пелена — широкая или сшитая полотнищами ткань.
Пенязь серебряная — деньга, деньги.
Перепечь — род кулича, каравая, а также все хлебное, собираемое попами и причтом по домам после Пасхи при обходе с образами.
Перечень — итог, сумма, общий вывод, извлечение.
Пестрядь — пеньковая грубая ткань, пестрая или полосатая.
Плахта — домотканая ткань, домотканина.
Плис — бумажный бархат.
Поглядки — смотрины, смотрение невесты.
Поддатник — дружка.
Поддружье — свадебный чин, помощник дружки.
Поезжаные — участвующие в свадебном поезде.
Позыватня — женщина, посылаемая невестой для приглашения гостей.
Покут — укромное место; кладбище.
Политичный — дипломатичный, предусмотрительный.
Порушка — настой из сушеной малины, малиновый чай.
Полсть — полотнище, толстый и плотный лоскут, тканый, плетеный, стеганый, сбитый, валеный на подстилку, занавесь, отгородку.
Пряжево — жареное.
Пряженые пироги — жаренные в масле пироги.
Посмевающийся — осмелившийся, отважившийся.
Постельничий — в допетровской России — придворная боярская должность и чин.
Приколотый молодец — нищий молодец.
Причет (причт) церковный — клир, священно- и церковнослужители од ного прихода; иногда — паства, приход.
Ряжена — хорошо одета; договоренность, обусловленность.
Сгибень — пирог, обычно сложенный вдвое, с кашей либо с ягодами.
Скудельничий — принадлежащий гончару, черепичнику; могильщик, кладбищенский сторож.
Сорок — четыредесять, четыре десятка.
Сулейка, сулея — бутыль, полуштоф, плоская склянка.
Сурепка — рапс.
Сурна — черная краска.
Терлик — длинный кафтан с перехватом и короткими рукавами.
Трапеза — здесь: столовая; престол в алтаре.
Тысяцкий — выборный голова, старшина из крестьян.
Убрусцы, убрус — платок, фата, полотнище.
Фряжский — чужеземный, иностранный.
Хустка — кусок холста, ширинка, платок.
Червчатый — червленый, темно-красный, багряный.
Чертежное место — здесь: возвышенное место.
Чиберка — швея, мастерица, портниха, белошвейка.
Ширинка — здесь: полотнище, отрезок цельной ткани во всю ее ширину, полотенце, платок.
Ясельничий — управляющий конюшенным приказом; смотритель конюшен и лошадей.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Монография составлена на основании диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук, защищенной на историческом факультете Санкт-Петербургского Университета в 1997 г.
В монографии освещаются ключевые моменты социально-политического развития Пскова XI–XIV вв. в контексте его взаимоотношений с Новгородской республикой. В первой части исследования автор рассматривает историю псковского летописания и реконструирует начальный псковский свод 50-х годов XIV в., в во второй и третьей частях на основании изученной источниковой базы анализирует социально-политические процессы в средневековом Пскове. По многим спорным и малоизученным вопросам Северо-Западной Руси предложена оригинальная трактовка фактов и событий.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
"Предлагаемый вниманию читателей очерк имеет целью представить в связной форме свод важнейших данных по истории Крыма в последовательности событий от того далекого начала, с какого идут исторические свидетельства о жизни этой части нашего великого отечества. Свет истории озарил этот край на целое тысячелетие раньше, чем забрезжили его первые лучи для древнейших центров нашей государственности. Связь Крыма с античным миром и великой эллинской культурой составляет особенную прелесть истории этой земли и своим последствием имеет нахождение в его почве неисчерпаемых археологических богатств, разработка которых является важной задачей русской науки.