Быт русского народа. Часть 3 - [18]
V. ДМИТРИЕВСКАЯ СУББОТА
Знаменитая победа, одержанная в.к. Дмитрием Донским над татарским ханом Мамаем на Куликовом поле при р. Доне[77], (в самую субботу) (6 сент. 1380 г.), послужила основанием к установлению ежегодного поминовения, которое, по совету преподоб. Сергия, отправлялось между 18 и 26 числами октября как время всеобщего поминовения падших воинов за отечество. Импер. Екатерина II постановила (указ 1769 г. авг. 17), чтобы поминовение совершилось в день усекновения главы Ioанна Предтечи (авг. 29).
В российской истории сохранились многие примеры поминовения по усопшим. Царь Иоанн IV постановил в 1548 г. июн. 21 совершать память по воинам, падшим в неудачном походе противу Казани (в 1547 г.). В то время была ужасная зима: люди падали мертвыми от холода. Государь лично всех ободрял: обнажал сам меч и своим голосом призывал воинов к победе, но, к несчастию, сделалась оттепель, пошли сильные дожди, ломался лед на реках, и войско гибло.
Иоанн IV еще постановил синодики по умершим невинно в его царствование. По ним он велел петь панихиды и служить литургию собором в субботу сыропустную. Кирило-Белоозерской же обители предписал поминать их ежедневно. Монастыри дарил большими окладами, чтобы они молили Бога об усопших и о спасении его души. В духовном завещании он ставит в первую обязанность поминать прародителей и родителей, коим через то делается отраднее, а поминающим ниспосылается царствие небесное[78].
Царевна София, прикрывая несчастливый поход своего любимца кн. Вас. Вас. Голицына противу перекопских татар (1686 г.), который растерял около 200 000 воинов, объявила его победителем славным и никогда не слыханным и повелела внести в синодик имена всех падших воинов для поминовения в соборных церквах и монастырях. Церковным уставом 1668 г. предписывалось посылать в Покровскую субботу (октября 1) священников и архимандритов в убогие дома для совершения общей панихиды служить обедни по всем церквам и раздавать милостыню за упокой.
Дмитриевская суббота называется в иных местах Дмитрия Солунского[79], Родительскою поминальною[80] и Вселенскою[81]. В Литве поминки, известные под именем Дедин и Осенин, отправлялись в октябре месяце. У латышей они называются Божий день или Велли — обряд в честь богини вечности Веллоны; в западной Руси деды (dziady). В Ярославской, Вологодской, Вятской, Костромской и Нижегородской губер. удержалось название Дедовой, т. е. память по усопшим родителям, родственникам и друзьям. Там говорится: «На дедовой неделе, родители отдохнут», — это значит, когда первые морозы замораживают землю и потом настает оттепель; тогда простой народ думает, что покойникам делается в могиле теплее. Простолюдины уверены, что сами мертвые терпят стужу и нуждаются в поминальных пирушках.
Дмитриевская суббота — одна из важнейших поминальных. В это время поминающие готовят угощение. Кутья, кисель с сытою и молоком, пироги, блины, коржи, кныши, резки или лепешки, пиво и водка — суть непременные принадлежности при поминании. Многие не довольствуются этим: жарят разное жаркое, варят молочную кашу и яйца всмятку, пекут калачи и сытники и после панихиды начинают пирушку на могилах, полагая, что сами покойники разделяют их трапезу, и это так сильно укоренилось во всеобщем мнении простолюдинов, что считают за грех, если не попировать над прахом.
Простой народ припоминает со слезами добрые качества усопших, восхваляет их добродетели и потом начинает пить за упокой, отчего вошло в поговорку: «Начинают за упокой, а кончают за радость». Потому что, преисполненные винными парами, забывают печаль и начинают проводить время в шумных забавах. В деревнях наделяют церковнослужителей поминальным кушаньем весьма щедро, отчего произошла пословица: «Не всегда поповым ребятам Дмитриева суббота».
Поминки не всегда оканчиваются мирно: начинают рыданиями, а оканчивают стенаниями. Наши церковные по становления строго запрещают гульливые поминовения.
СЛОВАРЬ РЕДКИХ И СТАРИННЫХ СЛОВ
Аксамитный — бархатный.
Аргамак — рослая и дорогая азиатская лошадь.
Браный — вытканный узорами.
Бумажник — здесь: стеганый тюфячок на хлопчаткой бумаге, стеганка для подстилки.
Воздвизальный крест — деревянный крест, употребляемый при священнодействии на всенощной праздника Воздвижения.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Весьма жаль, что многие из наших с большими способностями литераторов уклонялись от своей народности; заменяли русские выражения иностранными и подражали слепо чужеземному. Старинные народные и нынешние песни убеждают нас, что можно писать без слепого подражания к другим народам. Какая сила и простота чувствований сохранились во многих наших песнях! Какой в них стройный звук и какая невыразимая приятность в оборотах и мыслях! Потому что все излито из сердца, без вымысла, натяжки и раболепной переимчивости.
Монография посвящена актуальной научной проблеме — взаимоотношениям Советской России и великих держав Запада после Октября 1917 г., когда русский вопрос, неизменно приковывавший к себе пристальное внимание лидеров европейских стран, получил особую остроту. Поднятые автором проблемы геополитики начала XX в. не потеряли своей остроты и в наше время. В монографии прослеживается влияние внутриполитического развития Советской России на формирование внешней политики в начальный период ее существования. На основе широкой и разнообразной источниковой базы, включающей как впервые вводимые в научный оборот архивные, так и опубликованные документы, а также не потерявшие ценности мемуары, в книге раскрыты новые аспекты дипломатической предыстории интервенции стран Антанты, показано, что знали в мире о происходившем в ту эпоху в России и как реагировал на эти события.
Среди великого множества книг о Христе эта занимает особое место. Монография целиком посвящена исследованию обстоятельств рождения и смерти Христа, вплетенных в историческую картину Иудеи на рубеже Новой эры. Сам по себе факт обобщения подобного материала заслуживает уважения, но ценность книги, конечно же, не только в этом. Даты и ссылки на источники — это лишь материал, который нуждается в проникновении творческого сознания автора. Весь поиск, все многогранное исследование читатель проводит вместе с ним и не перестает удивляться.
Основу сборника представляют воспоминания итальянского католического священника Пьетро Леони, выпускника Коллегиум «Руссикум» в Риме. Подлинный рассказ о его служении капелланом итальянской армии в госпиталях на территории СССР во время Второй мировой войны; яркие подробности проводимых им на русском языке богослужений для верующих оккупированной Украины; удивительные и странные реалии его краткого служения настоятелем храма в освобожденной Одессе в 1944 году — все это дает правдивую и трагичную картину жизни верующих в те далекие годы.
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.